Униженные и оскорбленные

Драма отцов и детей, развернутая на страницах «Униженных и оскорбленных», – драма непонимания отцами того, что дети вырастают, становятся взрослыми и начинают жить собственной жизнью, полной страстей, дум и забот. «Безвозвратного не воротишь, – объясняет Ивану Петровичу Наташа в первые дни своего ухода из дому, – и знаешь, чего именно тут воротить нельзя? Не воротишь этих детских, счастливых дней, которые я прожила вместе с ними. Если б отец и простил, то все-таки он бы не узнал меня теперь. Он любил еще девочку, большого ребенка. Он любовался моим детским простодушием; лаская, он еще гладил меня по голове, так же как когда я была еще семилетней девочкой и, сидя у него на коленях, пела ему мои детские песенки… Повторяю тебе, он знал и любил девочку и не хотел и думать о том, что я когда-нибудь тоже стану женщиной… Ему это и в голову не приходило. Теперь же, если б я воротилась домой, он бы меня и не узнал. Если он и простит, то кого же встретит теперь? Я уж не та, уж не ребенок, я много прожила. Если я и угожу ему, он все-таки будет вздыхать о прошедшем счастье, тосковать, что я совсем не та, как прежде, когда еще он любил меня ребенком».

И Алеша, несмотря на все безволие и зависимость от отца, уже не мальчик. Он еще удивит князя.

А Катя тем более, несмотря на то что «она до того еще ребенок, что совершенно не знает всей тайны отношений мужчины и женщины».

В предельном своем развитии подобное непонимание может обернуться трагедией, предупреждает нас история семьи Смит.

Семейство Валковских заслуживает отдельного разговора. И князь Петр Александрович, и его сын Алексей – фигуры новые в творчестве Достоевского и, как мы можем сегодня судить, достаточно перспективные.

Старший Валковский открывает галерею «хищных» типов в произведениях Достоевского. Это человек, живущий только для себя. Он – воплощение эгоизма. Более того, он его идеолог и проповедник. «Люби самого себя – вот одно правило, которое я признаю. Жизнь – коммерческая сделка; даром не бросайте денег, но, пожалуй, платите за угождение, и вы исполните все свои обязанности к ближнему, – вот моя нравственность, если уж вам ее непременно нужно, хотя, признаюсь вам, по-моему, лучше и не платить своему ближнему, а суметь заставить его делать даром. Идеалов я не имею и не хочу иметь; тоски по них никогда не чувствовал. В свете можно так весело, так мило прожить и без идеалов» – вот квинтэссенция его мировоззрения. Ему известны все формы удовольствий, а если о чем-то он еще не знает, то с радостью этому обучится. Это глубоко порочный человек. Он начисто лишен духовного начала и потому не останавливается ни перед какими средствами ради достижения собственных целей. В угоду своим похотям он, не задумываясь, принесет любую жертву. Здесь для него нет преград.

Рисуя образ князя, Достоевский выступает с критикой буржуазной цивилизации, во главу угла поставившей материальное благополучие и богатство. Писатель показывает, что подобная жизненная установка чревата духовной гибелью человека. Жажда удовольствий неутолима. Каждый новый уровень достатка изживается очень быстро и побуждает неудовлетворенность, которая провоцирует действия, направленные на изыскание дополнительных средств. Чем дальше, тем действия эти становятся рискованнее и рискованнее, неизменно приближаясь к порогу законности. Преступление – неизбежный исход каждого охотника за удовольствиями. Идеология буржуазного прогресса, по мысли Достоевского, – это идеология поступательного накопления человечеством опыта преступного поведения.

Князь Валковский, пожалуй, самый «прозрачный» герой среди всех «хищников» Достоевского. Его образ, как и образ Наташи, своего рода программное заявление художника. Куда сложнее будут родственные князю фигуры Свидригайлова в «Преступлении и наказании», Ставрогина в «Бесах», Федора Павловича Карамазова в «Братьях Карамазовых». Князь Валковский представлен в романе в первую очередь как проявление социального зла. В последующих произведениях Достоевский попытается постичь природу этого типа в координатах вечности.

Во что превратится Алеша, когда вырастет, сказать трудно. Возможно, он наследует от своего батюшки звериное начало и превратится в капиталистического монстра, тем более что некоторые задатки у него есть. Но такой, каким мы его видим в романе, он скорее выступает в качестве антипода старшего Валковского. Все, кто соприкасаются с ним – Наташа, Иван Петрович, старики Ихменевы, Катя, – признают, что он совершенно невинное дитя, искренний, увлекающийся, добрый и простодушный человек, без хитростей и уловок, с жаждой добра в сердце и понятиями о благородстве, чести, справедливости. Его наивность беспредельна. Она всех очаровывает.

И губит.