University. Повести

«Как положено» означало то, что побывав в английском вузе, Барт пожелал, чтобы и в России к нему обращались не по имени-отчеству, а не иначе как «профессор» или «сэр». На «профессора» коллеги были согласны, а вот «сэром» называть категорически отказывались.

– Ну что, кто-то начал уже называть вас сэром? – ехидно улыбнулась Бубнова.

– Да, доцент Горбуньков вчера первый назвал, – удовлетворенно кивнул Барт.

– Вот как! И в каком это было контексте? – удивилась и.о. ректора.

– Он мне про кончик шпаги что-то рассказывал. Но это не особо существенное, поэтому что именно – я не запомнил.

– Там и про ее кончик и про всю, наверное, было? – уточнила Бубнова.

– Возможно; я не могу запоминать то, что не является существенным.

– А что существенно?

– То, что первый шаг к тому, чтобы меня здесь все начали называть «сэр» сделан.

– Это все, чем я обязана счастью видеть вас? – облегченно спросила Оксана Александровна ненавидевшая Барта.

– Конечно нет! – ответил тот и достал из кармана белую пачку дешевых сигарет.

– Это что? – удивилась Бубнова.

– Это то, что может позволить себе курить российский профессор, работающий на полставки. «Родопи» за 42 рубля. Я, после Англии, еще умудрился прочитать их название на пачке, как «pogonu».

– И чем вы недовольны? – возмутилась и.о. ректора. – Очень хорошие сигареты! Можно я у вас одну стрельну?

Не дожидаясь разрешения, она достала из пачки оторопевшего профессора сигарету, потом достала из ящика стола пластмассовую зажигалку, сунула сигарету в рот, выбила огонь и с наслаждением затянулась:

– Все-таки социальное у нас государство, беспокоятся о людях науки. Сигареты по 42 рубля, зажигалка вообще за десять… При коммунизме можно сказать живем, а некоторые неблагодарные недовольны!

Барт с интересом смотрел на Бубнову, в общении которой явственно проявлялись некоторые из повадок бывшего ректора Иванова.

– Не думаю, что хорошо, – ответил он. – У меня есть подозрение, что наш университет оккупировали инфернальные сущности.

«Неужели он узнал про озеро и эгрегора? Откуда?» – испуганно подумала и.о. ректора. А профессор между тем продолжал:

– Мы недавно говорили с профессором кафедры экономики Кузьминовым, и он мне рассказал про невидимую руку рынка. Ничего более жуткого я не слышал со времен моей советской пионерской юности.

– А… – облегченно выдохнула Бубнова, но, вспомнив, что до определенного момента она и в эгрегора не верила, решила, что лучше уточнить о чем идет речь:

– Так что это за рука?

– Премерзостнейшая рука, я вам сразу скажу! Те, про которые пионеры рассказывают – это пустяки! И те хоть ограниченные географические рамки действия имеют, а эта везде проникает, и в наш университет в том числе!

– Можно поконкретнее?

– Ну, я вам не Кузьминов и даже не Адам Смит, чтобы заливать о том, как совокупность производителей, как будто движимая «невидимой рукой», активно, эффективно и добровольно реализует интересы общества, причём часто даже не думая об этом, а руководствуясь эгоистическими мотивами. Скажу по сути. Рука эта вытаскивает деньги из карманов одних, перекладывая их в карманы других так искусно, что со стороны кажется, что это все делается исключительно в интересах общества, и ни о каком мухлеже, а тем более воровстве и речи быть не может. И так дельно все распределяет, что одним бублик, а другим дырка от бублика. А тех, кому не нравится – рука и прикончить может: у нее много подручных невидимых или видимых рук – тех, про которые пионеры у костра раньше рассказывали.

– Так вы видели эту руку? – довольно спросила Бубнова, подумав, что у нее есть шанс упрятать этого неприятного типа в психушку.

– Не понимаете вы ничего в философии и в системе образов, – разочарованно махнул рукой Барт. Потом посмотрел глубоко в глаза и.о. ректора и очень серьезным голосом сказал:

А вот вы их наверное видите!

– Кого? – испугалась Оксана Александровна.

– Их. – Карл Владимирович встал, и перед тем как уйти положил перед Бубновой пачку «Родопи», сочувственно добавив:

– На уж, кури. Тебе тяжелее, чем мне.

Дверь за Бартом уже минут пять как закрылась, а и.о. ректора продолжала сидеть в оцепенении, думая, что не зря так ненавидит этого проклятого старика.

Кафедра экономики

Кафедрой экономики в университете заведовала профессор Эльвира Егоровна Кузькина – пятидесятилетняя женщина необычайно важного и серьезного вида, при одном воспоминании о которой у Бубновой начинался приступ зависти от того, что ей никогда не выйти на такой уровень. Эльвиру Егоровну за глаза звали «Кузькина мать», потому что на этой же кафедре доцентом работал ее сын – Натан Мардохеевич Кузькин.

Эльвиру Егоровну интересовали проблемы глобальной экономики, макрофинансы, дерриваты, блокчейн и многое другое. Ее сына, про которого злые языки говорили, что он «ни бум-бум» ни в чем, интересовало, как повеселее провести время.