– И ты? – удивился бывший проректор. – Да, чувствую, что не зря ты меня позвал… Оксанке ее новая рожа почему-то не понравилась, но змей ее успокоил: сказал, что такой ее будут видеть только в особенно важных случаях. Потом я как-то ушел оттуда, сам не помню как… А потом был выбор, ты об этом должен помнить. Развела она меня тогда как лоха с этими сокращающимися…
– А вот и не развела: – возразил ректор. – Я ведь тогда, чтобы за тебя ей отомстить не сократил этих сто сотрудников, почти все до сих пор работают.
– Правда? – просиял Котов. – Значит все не зря было?
– Конечно, не зря. А ты что: правда совсем не пьешь и не куришь, и стал в церковь ходить?
– Да. А что у тебя случилось?
По мере рассказа Иванова лицо Бориса Николаевича становилось все более серьезным:
– Боюсь, что и для тебя пришло время выбирать…
– Пить или не пить?
– Посерьезнее. Смотри, что у меня: мне пришлось оставить работу, где я ни за что получал сто тысяч и жить на пенсию в десять тысяч, полностью изменить всю свою жизнь, и при этом все равно ведь уйти из университета…
Акакий Мардариевич поежился. К таким радикальным переменам он не был готов:
– А может обойдется? – с надеждой спросил он.
– Все слишком далеко зашло, – покачал головой Борис Николаевич.
Методология опоссумов
Сергей Александрович зашел на кафедру философии и увидел, что доцент Марина Ивановна, молодая светловолосая женщина, находится на грани нервного срыва. Как ему удалось это понять, он вряд ли смог бы объяснить, просто почувствовал; внешне она выглядела обычно, только сильно сжимала ручку в руке, пока та наконец не сломалась.
– Марина Ивановна, как у вас дела? – как ни в чем не бывало спросил профессор.
– Да ужас! – ответила, наконец, та. – Написала за это полугодие кучу макулатуры, страниц семьсот, наверное. Мало того, что я ночами сидела, все дела забросила, так теперь еще говорят, что новые формы пришли и нужно все переделать!
– Ужас. Помните у Лермонтова: «гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума», а тут хуже, чем чиновничий стол…
– Сергей Александрович, а почему вас не заставляют эти бумаги заполнять? – с подозрением спросила доцент.
– Я просто объяснил проректору по учебной работе, что чем писать документ в тысячу страниц, который никому не нужен, лучше распечатать «Капитал» Карла Маркса, а первую страницу сделать ту, какую нужно проверяющим. Если они умные, то дальше первой страницы читать не будут. Если дурачки, то почитают «Капитал» и разовьются.
– А если не разовьются? – спросила Марина Ивановна, в глазах которой, наконец, появились веселые искорки.
– Она меня то же самое спросила. Ей я ответил, что по себе о людях не судят, а вам скажу, что такие бывают, наша Виктория Васильевна явный тому пример.
– А что она? – спросила доцент, понимая, чем чреват такой разговор с проректором по учебной работе, которую боялись почти все преподаватели.
– Пошла к ректору с требованием меня уволить. А тот ответил, что я прикольный мужик, а она неприкольная тетка, поэтому пусть валит из его кабинета… Но вам так поступать не стоит, – поспешно поправился профессор. – Я-то не очень держусь за это место, а вас очень любят студенты. Мне многие рассказывали с таким восторгом о ваших лекциях, практических занятиях… Вы ведь любите преподавать?
– Да.
– А за то, чтобы получить то, что любишь, всегда приходится платить дорогую цену. Я-то вот не особо люблю преподавать, поэтому для меня цена – это сама обязанность преподавать. А если взять нашего ректора, то неизвестно, что он предпочел бы – разгружать машину кирпича или читать лекцию… Впрочем, никому не даются испытания выше его сил.
Марина Ивановна засмеялась:
– И как вам так удается лавировать в этой жизни?
– Все дело в моей методологии.
– И что это за методология?
– Я сам случайно узнал, что ей руководствуюсь. Мы с двумя профессорами ехали в машине в другой город, разговаривали по дороге о разных вещах. И я в том числе рассказал им эпизод из мультфильма «Ледниковый период». Там были два зверька – опоссумы. И другой зверек спросил их: «Почему вы не боитесь неминуемой смерти?» На это один из опоссумов ответил: «Потому что мы очень, очень тупые!» Когда я это рассказал, один из профессоров воскликнул: «Сергей Александрович, наконец-то я понял, какой методологией вы руководствуетесь в вашей научной и практической деятельности!» Но это еще не все. Борис Николаевич как-то рассказал мне про одного судью, который ничего не знал, но умел важно говорить: «Я все знаю: я судья!». И мне как-то открылось, что профессор имеет не меньшие основания говорить: «Я все знаю: я профессор!» А уж если этот профессор очень-очень тупой, то это ему вполне легко сделать, и у него все будет легко получаться…
– Как вы назвали эту методологию? – спросила Марина Ивановна. Лицо у нее покраснело от смеха. Она больше не думала про ФОСы и УМК.
– Методология опоссумов.
Заместитель губернатора по социальным вопросам