Универсальный принцип

– Вот вы опять и доказали свою умственную несостоятельность, потому что данность у всех во веки веков одна, но как эту данность применить, по себе скроить и как её получше к своим целям и задачам приладить – это уже и есть показатель вашей развитости…

Общественный обвинитель замолчал, подождал ответной реплики, не дождался и сказал:

– У меня всё!

Судья, израсходовавший последние силы на заполнение формуляра и медленно погружавшийся в приятную дрёму, открыл покрасневшие глаза. Карл Фридрихович проворно выскочил в коридор и тотчас же вернулся. За ним, прихрамывая, шагал закованный в ручные и ножные кандалы грузный мужчина в сопровождении конвоя. Защитник указал рукой на мужчину и сказал:

– Разрешите представить… Наш Свидетель номер три.

– Что ж, Свидетель номер три, – проговорил Судья. – Прошу вас во имя действующей Конституции принести клятву в абсолютной истинности и непогрешимости ваших слов.

Мужчина бодро повторил:

– Во имя действующей Конституции приношу клятву! Мои слова – истина и… Чего там?

– Непогрешимость, – подсказал Карл Фридрихович.

– Ага! Истина и непогрешимость!

Судья устало кивнул:

– Что ж… прошу! Начинайте!

Защитник пригладил волосы на висках:

– Итак… Свидетель, вы ели собственных детей, верно?

Присутствующие изумлённо выдохнули.

– Допустим, – прозвучал ответ.

– Объясните нам, пожалуйста, с какой целью?

– А почему меня лишают мяса? На каком основании мне положено только полтора кэгэ мяса в неделю? И потом – что это за мясо? Вы скажите, вы тоже по жетонам отовариваетесь? Это же ужасное мясо! Мы в детстве с мальчишками, когда котят жарили, они и то вкуснее были!

– Зачем вы жарили котят? – растерянно спросил Карл Фридрихович.

– У нас в городе у всей детворы развлечение такое было…

– Что же это за город и что же это за детвора такая!

– Вот такой вот город… А что ещё оставалось? Нелёгкое детство… нелёгкое… – разочарованно резюмировал Свидетель номер три. – Из всего своего долгого детства (и нелёгкого!) я запомнил только два события… Как мы котят жарили, и как мужики труп в мусоропровод запихивали…

– Ну и как? Влез? – осклабился Общественный обвинитель и подмигнул Защитнику. – Все твои свидетели прекрасны!

– Не помню, – жалобно ответил мужчина. – У меня потом менингит приключился…

– Да-а-а, – Константин Ипатьевич окончательно развеселился. – И что же это за город такой, где подобное творится?

– Да что же вы за люди такие? – плаксиво отмахнулся Свидетель. – Не помню! Говорю же, менингитом переболел. Памяти не стало! Помню только, что название города из четырёх букв состоит, три из которых согласные. Ещё помню, как труп пихали в мусоропровод. И как котят жарили… И всё! Больше ничего не помню!

– Да-да… Это мы поняли, – расхохотался Обвинитель. Судья, продолжавший медленное погружение в приятную дрёму, вдруг пробудился и раздражённо застучал молоточком по столу. Общественный обвинитель перестал хохотать и совершил несколько извинительных полупоклонов.

Защитник недовольно продолжил:

– Итак, вернёмся к делу. Я задал вам вопрос – на каком основании вы ели своих детей?

– Ну… уж не по предписанию Конституции, я вас уверяю, – мужчина хрипло хохотнул. – Полтора кэгэ мяса в неделю мне мало! И оно невкусное! Я же рассказал уже! А больше не положено! Никак не положено… Нет… оно, может, вам и положено как-то, а мне – никак… Мне эти продовольственные урезания никогда не нравились… Огурцов мало – хорошо, помидоров – тоже переживём… Гречку отбираете – да подавитесь! А вот с картошечкой обидели… Уже сильно обидели… А про мясо, что и говорить! Сразу! В один миг!!! Р-р-раз! И 500 гэрэ как не бывало! Вот это уже плевок! В рожу плевок, я вам скажу! Но я сильный… Выдюжил! Думать стал… Думать, что делать. И однажды придумал! Воровать… Пошёл воровать. Мясо. В мясную заготовительную контору. Мясо там много было… Но и собаки там были. Они меня покусали. Сильно. Я даже на работу не ходил. Неделю или две. Потом выздоровел и опять воровать пошёл. В мясную заготовительную контору. Но в другую… В другой собак не было, но были мясные секьюрити. После них я болел почками и мочился кровью. А после выздоровления ещё три месяца работал у них ночным грузчиком… Так сказать, нёс повинность. В противном случае они обещали меня в тюрьму запрятать… Жуткое было время, я не высыпался, чуть свою дневную работу не потерял…

Карл Фридрихович нетерпеливо откашлялся:

– Ближе к делу, пожалуйста.