Уничтожь меня

Кулак левой руки каждого прижат к сердцу.

Я прилагаю все усилия, чтобы сосредоточиться… на внимании и поставленной мною

задаче; но мне это не удается из-за спрятанного в моем кармане блокнота, на который

давит форма, а секреты его содержания мучают меня.

Я сам не свой.

Мысли запутались в словах, которые, к тому же, не являются моими собственными. Я

должен глубоко вдохнуть, чтобы очистить голову; мой кулак то сжимается, то

разжимается.

- Сектор 45, - говорю я, выступая непосредственно на площади в микрофон.

Они тут же переместились, откинув левую руку, и поместили правый кулак себе на

грудь.

- У нас есть множество вещей, которые стоит обсудить, - говорю я, - и первая самая

очевидная. Я машу рукой. Изучаю их выражения лиц.

Их изменчивые мысли так очевидны.

Они думают, что я не более чем простой невменяемый ребенок. Они не уважают меня;

они неверны мне. Они разочарованы тем, что я стою перед ними; они злы; им противно

видеть меня живим, а не мертвым от той раны.

Но они боятся меня.

Это все, что мне нужно.

- Я был ранен, - продолжаю я, - когда преследовал двоих сбежавших солдат. Адам

Кент и Кенджи Кишимото сотрудничали в разработке плана побега, целью которого

являлось похищение Джульетты Феррарс – нашего нового оружия и важного компонента

Сектора 45. Им предъявлены такие обвинения, как незаконное похищение и удерживание

г-жи Феррарс против ее воли. Но самое главное – они справедливо обвиняются

предателями Восстановления. Когда они будут найдены – их казнят на месте.

Одно из самых простых чувств, которое можно легко прочесть – это страх. Даже на

стойком лице солдата.

- Во-вторых, - на этот раз я говорю уже чуть медленнее, - в целях ускорить процесс

стабилизации Сектора 45, граждан и предотвратить хаос, что был вызван в связи недавних

событий, к нам присоединился Верховный Главнокомандующий. Он прибыл, -

продолжаю я, - тридцать шесть часов назад.

У некоторых опустились руки. Они забыли самих себя. Их глаза широко открыты.

Окаменевшие.

- Вы должны поприветствовать его, - говорю я.

Они падают на колени.

Это странно – иметь такую власть. Интересно, гордится ли мой отец тем, что создал. Я

могу опустить тысячи взрослых мужчин на колени, сказав всего несколько слов; но только

с помощью его титула. Эта ужасная вещь, вызывающая своего рода привыкание.

Я считаю ровно пять ударов в голове.

- Встать.

Они поднимаются. А после маршируют.

Пять шагов назад, вперед, стоя на месте. Поднимая левые руки вверх, они сгибают их

в кулаки и падают на одно колено. На этот раз я не даю команду «встать».

- Готовьтесь, господа, - говорю я им. – Мы не успокоимся, пока не будут найдены

Кент и Кишимото, а г-жа Феррарс не будет возвращена на базу. Я обсужу это с

Верховным Командующим в ближайшие двадцать четыре часа; наша новая миссия в

скором времени будет четко ясна. Тем временем, вы должны понимать две вещи: во-

первых, мы должны ослабить напряжение среди жителей и напомнить им про обещание о

новом мире. А, во-вторых, быть полностью уверенными в том, что предатели Кент и

Кишимото будут найдены.

Я прекращаю говорить. Рассматриваю выражения их лиц.

- Пусть их судьбы послужат примером для вас. В Восстановлении предатели не

приветствуются. И мы не прощаем такого.

Глава 12

Один из людей моего отца ждет меня за дверью.

Я смотрю в его сторону, но не так долго, чтобы разглядеть черты его лица.

- Государство – это ваш бизнес, солдат.

- Сэр, - говорит он, - мне поручено сообщить вам, что Верховный

Главнокомандующий ожидает вас к ужину в своих апартаментах к восьми часам вечера.

- Полагаю, ваше сообщение успешно доставлено. – Я двигаюсь к двери, чтобы

открыть ее.

Он делает шаг вперед, блокируя мне путь.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

Он меньше меня примерно на фут: он проявил неуважение; даже Дэлалью не

позволяет себе такого. Но, в отличие от моих людей, подхалимы под руководством моего

отца считают себя счастливчиками. Быть членом элитной гвардии Верховного

Главнокомандующего считается честью и хорошей привилегией. Они ни перед кем не

отвечают, кроме него.

И прямо сейчас этот солдат пытается доказать мне, что он выше по званию.

Он завидует мне. Считает, что я недостоин быть сыном Верховного

Главнокомандующего Восстановления. Практически, это написано на его лице.

Я должен сдерживаться, чтобы не рассмеяться, когда заглядываю в его холодные глаза

и вижу там черную яму, что является его душой. Рукава его пиджака засучены выше

локтя, поэтому татуировки просто выставлены на показ. Четкие черные чернильные

полосы обволакивают его предплечье, переходя в красный, зеленый и синий –

единственный цвет, что говорит о высоком звании солдата. Я всегда отказывался от этого

бредового ритуала.

Солдат по-прежнему смотрит на меня.

Я склоняю голову в его сторону и приподнимаю брови.