Телло. И кто же он, этот спаситель?
Анна Феликс. Моисей.
Телло. Его настоящее имя…
Анна Феликс. Я не знаю. Лет пятидесяти, крепкий, телом худ, лицо сухое. Ну и слепой.
Телло. Слепой?
Анна Феликс (
Телло. Если ты ничего не знаешь, мне твое раскаяние ни к чему.
Анна Феликс. Я знаю его спутников.
Телло. Говори.
Анна Феликс. Один — дон Мигель. Молод, прекрасен, как принц Иудейский. Сын богача. И слуга его Панчо или Санчо. Маленький, будто бы худой, но ест за четверых.
Телло
Анна Феликс. Я могу идти?
Телло
Секретарь суда. Она, я знаю. Это… (
Анна Феликс. Я могу идти?
Телло. Церковь прощает тебя, Дульсинея Нуньес, и принимает в свое лоно. После искреннего раскаяния и публичного отречения ты будешь возвращена миру. Но если ты солгала мне хоть в мелочах, рука Господня вернет тебя ко мне.
Анна Феликс. Рука Господня постоянно возложена на меня, сеньор. Каждое мгновение ощущаю тепло его кожи.
Одновременно две декорации.
Первая — 1, (в степи) с Таситом, Мигелем и Санчо.
Вторая — 2 (гостиная в Мадриде в начале двадцать первого века) — с Сервантесом и Телло де Сандовалом.
Мигель. Город чуть было не сгорел.
Тасит. Но все же не сгорел?
Мигель. Нет.
Тасит. Тогда не имеет значения, был он к этому близок или далек.
Телло де Сандовал. Город чуть было не сгорел.
М. де Сервантес. Но ведь не сгорел?
Телло де Сандовал. Очаги возгорания были в нескольких местах, как мне донесли.
М. де Сервантес. Однако реальной опасности не было.
Телло де Сандовал. Для города? Нет.
М. де Сервантес. Тогда не имеет значения был он близок к тому, чтобы сгореть, или далек. Кстати, вы этого и не опасались.
Телло де Сандовал. Не совсем так.
М. де Сервантес. Вы прекрасно знали, что бунтовщики не предадут город ни огню, ни крови.
Телло де Сандовал. Тем не менее, бунт был направлен против Святой Инквизиции. Первый за пятьдесят лет.
М. де Сервантес. Бунт, но не угроза.
Телло де Сандовал. Нет, не угроза.
Тасит. Тем не менее, это победа.
Санчо. Вот именно — «победа». Как раз то слово, которое я искал, чтобы определить наше беспорядочное бегство. Тотальная победа, в которой мы потеряли зубы — вы три, я — один, шишаки с вашего шлема, пальто дона Мигеля, плюс несколько фунтов живого тела, позаимствованных кое-где у ваших единоверцев. За нами гнались, как за убийцами, и, кроме того, нам ничего неизвестно о Дульсинее. Победа — слабо сказано. Вернее было бы назвать это триумфом!
Тасит. Мы такие, какие есть.
Санчо. Скажите ему, дон Мигель. А я больше не могу.
Мигель. Хозяина постоялого двора Соломона и двух его друзей я видел пронзенными насквозь. Зораида и Анна Феликс схвачены солдатами. Другие… изувечены. Больше всего повезло тем, кто умер сразу. Как долго могильные плиты будут мостить землю моей страны?
Санчо. А вот как раз и землекопы.
Тасит. Кто там? Кто пришел?
Мигель. Каторжники. Лидирующая группа следует на галеры.
Санчо. Вот цена вашей треклятой победы.
Тасит. Все имеет свою цену, Санчо. Все, кроме забвения.
Санчо. Как раз сейчас, дон Тасит, было бы совсем недурно, если бы о нас забыли.
Тасит. Имеется ли охрана у каторжников?
Мигель. С ними полицейский.
Санчо. Не слишком толстый, из тех, кто засыпает на ходу.
Тасит. Эй ты, полицейский!
Полицейский. Кто, я?
Тасит. Разве поблизости есть еще полицейский? Куда ведешь ты этих бедолаг?
Полицейский. Прямиком на королевские галеры, где они подсобят при маневрах флота.
Тасит. Из кого состоит твое стадо?
Полицейский. Барашки эти вели неправедную жизнь. Евреи, мавры, всякий сброд, из которого никогда ничего путного не будет.
Тасит. Были они среди мятежников?
Санчо. То есть, участвовали они в мятеже, о котором мы слышали, что он имел место где-то в городе, где нас-то как раз и не было?