Второго человека, изображенного в той части, где отец обычно рисовал эскиз, я не мог не узнать. Это был тип с отвратительной внешностью. Овальное, припухшее лицо. Дымчатые очки а-ля Кот Базилио. Волосы наполовину закрывают уши. Небрежная эспаньолка не может скрыть щербин на подбородке. На груди клок шерсти, цветные трусы до колен. Надо ли говорить, что этим отвратным типом был я… Отец наспех и, как всегда, очень точно передал мою внешность, и его мастерство говорило: посмотри на себя, на кого ты похож! Не знаю, на кого я был похож, только не на отпрыска этого уважаемого 54-летнего человека. Этот способ воздействия попал мне точно в сердце, и я решил: как только закончу это дело, приведу свои гены в порядок. Чтобы кто-нибудь из моих знакомых, неважно кто, отпустил бы мне комплимент: «Отлично выглядишь сегодня! Я тебя даже не узнал сразу».
Не сразу меня узнало и зеркало в ванной. Оно заорало SOS!
К себе в контору я прошел через двор: тесный, он был зажат домами с трех сторон. Темный, с единственным выходом, прям приют для гопников. Казалось, в этом дворе ограблений и краж произошло больше, чем в любом другом районе Москвы, и здесь загнулось больше всего наркоманов.
Безработица, стремление к легкой наживе, бесконтрольность и безнаказанность — все это и другое способствует организации преступных группировок. Поначалу они берут наркотики на реализацию, потом уже на «кровно заработанные» деньги покупают мелкие партии и становятся как бы независимыми от оптовика. И сами в свою очередь способствуют росту наркоманов (в основном это подростки и молодые люди в возрасте двадцати пяти лет).
Я прошел мимо одного такого. От пьяного его отличал вымученный, тяжелый взгляд. Изо рта у него стекала слюна, брюки мокрые. Этот мир для него кончился с первой дозы наркотика, последняя доза отправит его в другой мир, а сейчас он проходит лабиринт бесконечных мучительных ломок и галлюцинаций. Он переплывет море унижений, щедро разбавленное мочой трезвых и подвыпивших подростков, усыпанное мелочью из тощих кошельков сердобольных пенсионеров. Над ним не было звезд, над ним уже высился земляной холм. Мне этого парня было жаль так, как никого не свете. Его нельзя было винить за слабость; и я бы растерзал того человека, который посадил его на иглу. «Убить эту тварь!» Я мог бы до бесконечности изрыгать эти проклятия, забегая в каждый двор, в каждую подворотню. И сейчас меня воротило от устоявшегося выражения: «Всех не пережалеешь».
Я не был сентиментален, однако в этот раз подпустил чувствительность на вытянутую руку, и она тотчас села мне на шею.
Я приблизился к наркоману, чего раньше никогда не делал, спросил его, не рассчитывая на ответ:
— Эй, как ты?
Он смотрел на меня, как умирающий зверек, не знающий жалости к себе и давно похоронивший помощь.
Я вернулся через пять минут. Положил ему на колени банку пива, маленькую холодную пиццу, пачку сигарет, зажигалку. Я должен был что-то сказать ему, и я нашел самые подходящие, наверное, слова:
— Но если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день…
Уже не в первый раз я захожу к букмекеру, и он каждый раз справляется о моих успехах, спрашивает о девушке моего лучшего друга. У него прямо внутри конторки — открытый бар, который могут видеть и его клиенты. Он нередко наливает себе коньяка или водки и, принимая ставки или наблюдая, как эту работу ведет служащий его конторы, прихлебывает крепкий напиток, на зависть тем, кто стоит по ту сторону барьера.
Здесь, в этом относительно просторном помещении, разделенном барьерами, мне было уютно. Может, оттого, что местечко это казалось мне приютом. В основном тут и собирались под одной крышей одинокие и, как ни странно это прозвучит, нуждающиеся в острых ощущениях люди. Лично я не был свидетелем массовых или там коллективных ставок — каждый делал ставки за себя, каждый вкладывался в игру и терял деньги при проигрыше. Все честно и просто. Честнее и проще не бывает.
Что может быть азартнее ставки? Даже наблюдение со стороны вызывает горячность и сопереживание игрокам, порой рискующим последними деньгами. Мне не раз приходилось прятать глаза, когда букмекер, как главнокомандующий в ставке, привычно жестко отрезал: «Принимаются только наличные», как будто это я, а не посторонний человек в пылу азарта пытался выручить у букмекера сумму за мобильник, обручальное кольцо, куртку… Как правило, на улице заложников азарта поджидали темные личности и за гроши скупали у них вещи.
Однако букмекер ссужал деньгами постоянных клиентов, чтобы те смогли сыграть в его заведении. Кто-то возвращал долг вовремя, кто-то пропускал установленный срок и не показывался в конторе. И тогда мой арендодатель напоминал о долге — иногда сам (он был внушительных размеров и членом Союза ветеранов спецназа), иногда за дело брались его вышибалы.
Кажется, за этим столиком (с обязательной авторучкой на витом проводке, лотке с бумагой и распечаткой с новостных каналов) однажды мы встречались с Виталием Аннинским…