Умм, или Исида среди Неспасенных

Сидеть по правую руку было бы почетнее, но я слишком уж размечталась. Пришлось устроиться по-турецки с указанной стороны. Ложе Сальвадора, занимавшее всю спальню целиком, было единственным местом во всей Общине, где позволялось сидеть на мягком. Ягодицам, привыкшим к деревянной доске, сразу стало неуютно.

Запустив руку под огромную подушку, Сальвадор вытащил бутылку и два стакана толстого стекла. Один протянул мне, второй поставил на полку рядом с собой и плеснул в каждый немного виски. Неужели опять пьянствовать, подумала я. Ну, ничего не поделаешь.

Сальвадор, храня мрачное выражение лица, поднял стакан. Мы выпили. Виски оказалось мягким, я даже не поперхнулась.

Дед глубоко вздохнул и откинулся на подушки. Потом повертел в руках стакан и с расстановкой заговорил:

– Ну-с, Исида, не хочешь ли признаться в своих побуждениях?

– Дедушка, я не брала бальзам. Он каким-то образом оказался у меня в котомке, – ответила я. – Не знаю, как он туда попал; я это обнаружила только в доме Герти Поссил.

Дед долгим взглядом посмотрел мне в глаза. Я не дрогнула. Он покачал головой и уставился в пространство.

– Значит, ты ни при чем; не догадывалась ни сном ни духом.

– Совершенно верно.

– В таком случае, кого же ты подозреваешь, Исида?

– Не хотелось бы никого обвинять. Я и сама думала, кто мог на это пойти, и получается, что кто угодно. Просто не представляю.

– По слухам, ты утверждаешь, будто при сем была… записка. – Последнее слово он произнес с особой брезгливостью, словно поневоле взял двумя пальцами какую-то гадость.

– В ней было сказано: «На крайний случай» или как-то так, точно не помню. И вместо подписи – буква «С».

– Надо думать, она утрачена.

– Да.

– Неужели у тебя не возникло ни малейшего подозрения? – скорбно спросил он. – Неужели тебе не показалось странным, что я надумал подсунуть тебе нашу реликвию, последнюю нить, связывающую нас с Ласкентайром, когда сам же направил тебя к Неспасенным?

Я смотрела в стакан:

– Это показалось мне знаком доверия. – У меня вспыхнули щеки. – Мне было удивительно и лестно, но я ровным счетом ничего не заподозрила; расценила это как твое благословение, как талисман для успешного завершения моей миссии, который и ободрит, и поможет.

– И что же? Помог?

– Нет.

– Но ты запустила в него руку.

– Это так. Только… Ничего не вышло. Сама не знаю почему. У меня была надежда услышать глас Божий, но…

– Тогда ты решила испробовать дурман, которым отравляют себя Неспасенные.

– Да.

– Однако и это не помогло.

– Не помогло.

Покачав головой, он допил виски. Бросил взгляд на мой стакан и потянулся за бутылкой. Я тоже расправилась со своей порцией. Он плеснул еще спиртного нам обоим. Я прокашлялась, из глаз потекли слезы.

– Надо понимать, Исида, что наша сестра Мораг обязана своей славой не… духовной музыке, и вообще не музыке, а выполнению половых актов перед кинокамерой для последующей продажи этого материала всем Непросвещенным, которые пожелают его приобрести?

– В общем, да.

– Ты уверена?

– Абсолютно. В одном эпизоде появляется крупный план ее лица в ярком солнечном свете: она там сосет…

– Так-так. Что ж, в этом мы пока склонны тебе верить, Исида, но полагаю, нам все же надо переступить через омерзение и убедиться воочию.

– Для этого даже не потребуется телевизор: один из коллег брата Зебедия, по имени Боз, говорит, что фотографии Мораг можно найти в любом порнографическом журнале.

Дедушка сокрушенно покачал головой.

– Нужно еще упомянуть вот что, – осмелела я. – Вполне вероятно – правда, мне не удалось найти тому подтверждений, – что Мораг по-прежнему занимается концертной деятельностью, хотя…

– Довольно, – вспылил Сальвадор.

– Нельзя отрицать…

– Да какая разница? – Он повысил голос и отхлебнул виски.

Я тоже пригубила содержимое стакана.

– Нельзя отрицать, дедушка, что в ее нынешних занятиях тоже присутствует элемент святости. Конечно, здесь преобладают корыстные мотивы и средства распространения лжи и суетности, но все же сам акт священен, этого не отнимешь, а потому…

– Ну-ну. – Он ухмыльнулся поверх стакана. – Много ли ты понимаешь, Исида?

Меня опять бросило в краску, но я выдержала его взгляд.

– Ровно столько, сколько сказано тобою в моем присутствии, в присутствии остальных – ровно столько, сколько сказано в твоем учении! – воскликнула я.

Он отвел глаза.

– Учения развиваются, – пророкотал его голос из-за белых облаков растительности.

Я непонимающе посмотрела на него. Он посмотрел в стакан.

– Но не до такой же степени, – ком в горле мешал мне говорить, – чтобы мы уравняли себя с Непросвещенными в порицании любви!

– Конечно нет, – сказал он. – Об этом не может быть и речи. – Он со вздохом указал на мой стакан. – Допивай; нам нужно дойти до истины.

Я с усилием влила в себя виски. Что это – какой-то новый обряд? Мы теперь ищем истину на дне бутылки? Что делается? К чему он клонит? Наши стаканы опять наполнились спиртным. Сальвадор со стуком опустил бутылку между двумя тяжелыми мерцающими свечами.