Умиротворение

Но сейчас я пялилась на нее в шоке, потому что она стояла на пороге дома, напоминающего коробку для галет, в таком же непримечательном, обычном районе в небольшом городке в Индиане.

Кензи Элиз не могла быть моей соседкой. Это невозможно.

Но она стояла передо мной, высокая, она, действительно, была высокой, хотя сейчас стояла на ступеньку выше меня, была одета в заоблачные туфли для стриптиза, на платформе с ремешками, которые обхватывали ее тощие икры. Икры были тощими. Она была фактурной; каждый мускул на ее теле отчетливо проявлялся. Как и ее грудь, выпуклая и, должна признать, чрезвычайно непривлекательная. Я разглядывала все это, потому что на ней был одет изумрудно-зеленый кружевной боди с глубоким вырезом, так называемое, якобы декольте, намного оголяющее костлявые бедра. Она весила фунтов десять, пятнадцать, а то и двадцать. Выглядела такой тощей, что становилось немного жутко. Но у нее была фирменная грива диких, длинных, рыжеватых волос, василькового цвета глаза и милое, округлое личико.

И, стоя в дверях соседнего дома, ее василькового цвета глаза с гривой волос на ее фигурке-палке смотрели внимательно на меня.

— Ты кто? — повторила она свой вопрос, и я встрепенулась, выходя из транса.

— Гм... ваша соседка, — ответила я. — Не могли бы вы сделать музыку потише?

— Что?! — прокричала она, я уже собралась повторить свою просьбу, ее голубые глаза передвинулись от моего лица поверх моей головы.

Я заметила, как по дому прошелся свет фар, и тоже обернулась.

Блестящий черный пикап форд новой модели сворачивал на подъездную дорожку.

Черт побери!

Я обернулась к Кензи Элиз, она улыбалась, выглядя очень довольной. Ее лицо приобрело мягкие, интимные черты, отчего я почувствовала себя еще более неловко.

Судя по ее взгляду на черный пикап, я поняла, что ее мужчина прибыл домой. Я явно была третьим лишним на этой конкретной вечеринке, и мне нужно было поскорее убираться отсюда.

— Послушайте, не могли бы вы сделать музыку потише? — Крикнула я уже громче, но она полностью проигнорировала мой вопрос, ее глаза были прикованы поверх моего плеча.

Я увидела, как погас свет от машины, и услышала, как захлопнулась дверь.

— Извините! — Опять прокричала я, немного отчаявшись и пытаясь перекричать песню. — Я живу по соседству, — я показала в левую сторону, указывая на свой дом, — и ваша музыка играет очень громко. Можете сделать потише?

— Привет, любимый, — промурлыкала она, как она умудрилась перекрыть своим мурлыканьем такой грохот, не могу понять, но у нее получилось.

Я обернулась и замерла.

Передо мной стоял мужчина, большой мужчина, огромный во всех отношениях. Высокий, выше Тима, а Тим был шесть футов и два дюйма ростом. Мужчина был широкоплеч, его плечи в черной кожаной куртке были широкими и однозначно мощными.

И когда-то он был красив. Сейчас отчетливо было видно, что когда-то его черты лица были идеальными: высокие скулы, резко сходящие к квадратному подбородку, широкий лоб. А сейчас у глаз на щеке появились еле заметные морщины, когда он хмурился, а также хмурились и его полные губы.

На левой щеке были шрамы, два, начинались в четверти дюйма под глазом, переплетались на скуле и соединялись там, где должна была быть ямочка на подбородке, если бы у него была ямочка. Шрамы выглядели не сморщенными и не уродливыми. Они искажали безупречную мужскую красоту его лица, делая его более суровым, вызывающим любопытство, и более чем немного устрашающим.

Вместе с этим его темные, непослушные, слишком длинные волосы, придавали его внешности притягательно зловещий, устрашающий вид.

Но его глаза. Небесно-голубые глаза. Небесно. Мать твою. Голубые.

У Кейт и Киры были серо-голубые глаза в Тима, поразительные, обрамленные длинными темными ресницами, как у Тима. Я никогда не видела таких красивых, поразительных, захватывающих дух глаз, как у Тима, как у Кейт и Киры.

До сегодняшнего момента.

И он использовал свои глаза и суровое лицо, сердито смотря куда-то позади меня. На самом деле, очень сердито. И от его взгляда, я почувствовала, как холодок пробежал у меня по спине. Он так сильно меня пугал, будучи весь в темном, покрытый шрамами, такой огромный, явно разозленный, что я приросла к месту. Я была не в состоянии пошевелиться, хотя очень хотела.

Затем он двинулся вперед. Прошел мимо меня, и я машинально повернулась, словно под силой его ауры. Молча наблюдая, как он положил свою огромную руку на изможденную грудь Кензи Элиз и толкнул ее вперед.

У меня отвисла челюсть, когда она отлетела назад на своих туфлях стриптизерши на платформе, всплеснув руками в стороны, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Ухватиться было не за что, и она не грациозно пошатнулась пару раз на своих туфлях, но не упала, в последний момент обрела все же равновесие.

Я пялилась на эту картину, не в силах пошевелиться. Вся эта сцена напоминала, будто я смотрела какой-то ужасный момент по телевизору. С одной стороны, тебе не хочется его смотреть, но у тебя нет выбора, и ты смотришь, хотя внутренний голос орет отвернуться, но ты не можешь отвести глаз.