Умид. Сын литейщика

Умид засмеялся, вспомнив слова профессора. Если бы кто-нибудь сейчас оказался рядом, мог подумать, что ему приснился приятный сон и он смеется во сне. «Настоящего-то нет еще, не рано ли думать о будущем?» — хотелось возразить профессору. И еще хотелось сказать домулле, что не следует все хорошее в жизни отождествлять с материальным обеспечением. Гораздо важнее оставить свой след на земле. Но вчера Умид не сказал этого. Молчал. И не просто молчал, а согласно кивал головой, слушая своего руководителя. Кто знает, может, домулла и прав. Ведь говорят же, что с возрастом меняется отношение ко всему…

Но разве нельзя это «отношение» воспитать в людях? Это не просто, но возможно. Человек все измеряет теми категориями, какие ему ведомы. Значит, надо сделать так, чтобы человек мог как можно больше узнать о жизни, о ее закономерностях и противоречиях. А как это сделать? Вот над этим и следует поломать голову — и таким маститым ученым, как Салимхан Абиди, и такой «зеленой рассаде», к которой относится Умид. Во всяком случае, главные помощники в этом — наука и искусство. У Умида в этом нет никаких сомнений. Однако Умид знает немало предприятий, руководимых людьми, озабоченными всего лишь перевыполнением плана да получением премиальных. Они не заботятся о духовном и нравственном совершенствовании коллектива. Следует признать, что там нередко проводятся беседы о пользе физического воспитания, о том, что надо создать свою волейбольную, а то и футбольную команду и бороться за первое место. Но ни разу в этом коллективе не было разговора, что хорошо бы выйти на первое место, состязаясь с параллельным предприятием в знании, допустим, мировой классической литературы, величайших произведений классиков-композиторов, шедевров изобразительного искусства. Нет, не было еще такого! Вместо этого, если выпадет после работы свободный час, люди отправляются в пивную, прихватив с собой бутылку «столичной» на троих. В чем смысл жизни этих людей?

Или взять хотя бы современные тои. В былые времена той играли, чтобы повеселиться, — здесь можно было насмеяться на весь год, послушав острословов, показать свое уменье в плясках, а если кто умеет петь, усладить своим голосом слух собравшихся. А нынче добрые и красивые национальные традиции уступили место тому, что гости в большинстве своем собираются на той, чтобы до отвала наесться и посостязаться с дружками, кто сколько выпьет…

Слов нет, эта проблема мизерна в сравнении с теми, что волнуют мир. Но разве не из капель состоит океан? Разве не зависит от поступка одного человека судьба целого коллектива?..

Солнечные лучи вливались в окно, наполняли комнату зноем. Умид давно уже собирался купить шторы для окон, но никак не удавалось для этого накопить денег. Он встал, потянулся до хруста в спине. Потом вышел на терраску, куда солнце заглядывало только во второй половине дня. А сейчас здесь было прохладно, задувал ветерок. Проделал, как и всякое утро, несколько серий ударов о висевший на крюке мешок. Когда почувствовал приятную истому в мышцах, а тело залоснилось от пота, вернулся в комнату и стал приводить в порядок свое жилье. Перво-наперво собрал книги со стола и подоконника и положил на полки. Потом взял ведро, стоявшее у двери на табуретке, и принес из колонки воды. Вымыл окно и пол. Затем вынес во двор постель, хорошенько выбил палкой из матраца и стеганого одеяла пыль и оставил прожариться на солнце. Со стены над столом содрал обложки зарубежных журналов с изображением кинозвезд, скомкав, бросил в груду ненужных бумаг. Рядом с фотографией родителей повесил небольшой портрет Хафизы, вставленный в изящную бронзовую рамку. Хафиза глядела с улыбкой, и от этого, ему казалось, в комнате стало еще светлее. Пушистые темные волосы девушки, клубясь, струились на ее грудь. Жаль, она обрезала косы. Как же она не пожалела их, принесла в жертву моде?.. Умид с укором глядел на нее, а она беспечно улыбалась. «Эх, ты…» — вздохнул он и поправил рамку.

Умид разыскал в сарае веник, обмел паутину в углах комнаты и с тахмона — большой ниши для складывания одеял, обтер потолок. Еще раз вымыл пол и удивился, когда из-под слоя грязи проступила краска. Светло-коричневая. Оказывается, в кои-то века пол был покрашен. «Надо раздобыть в точности такой краски», — подумал Умид.

Он так увлекся уборкой, что выскреб добела ступеньки лестницы, убрал и вымел двор. Совсем другой вид обрел его маленький дворик.

Усталый и чумазый от пыли Умид надел на кран шланг и вымылся под тугой, обжигающей холодом струей.