Умид поправил на себе одежду, вобрал рубашку в брюки, подтянул ремень. Хафиза, вынув из своей сумочки расческу, дала ему причесаться.
— Будь они прокляты, эти тунеядцы! Из-за них нельзя спокойно по улице пройти, не могут не задеть… — возмущенно приговаривала она дрожащим голосом.
А те двое шли следом, держась на почтительном расстоянии.
— Жаль, очень жаль, что он оказался боксером, — сокрушался Шокасым. — Я бы истолок его в ступе и превратил в порошок, а потом развеял по ветру. Он бы у меня пожалел, что на свет родился…
— Видать, не из здешних… Я его несколько раз встречал, с портфелем ходит…
— Скажи мне, где ты его встречал! Он нам еще попадется, не правда ли?..
— Нет уж, с меня довольно… Ты теперь постарайся сам ему в руки не попасться…
Хафиза то и дело оборачивалась, беспокоясь, что те опять увяжутся за ними.
— Не надо оглядываться. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Умид.
— Я боюсь. Вы их не знаете, они на все способны…
Умид проводил Хафизу до калитки. Она порывисто сжала его руку в своих ладонях и, не сказав ничего, вбежала во двор, щелкнула по ту сторону калитки запором. Стараясь не шуметь, проследовала в свою комнату, разделась, не зажигая света, и улеглась в постель. Но долго не могла уснуть. В ушах все еще слышалась брань двух пьяных хулиганов. Ее передергивало от их воплей, и она открывала глаза. Вспомнив, что находится дома, в своей постели, постепенно успокаивалась… Вдруг померещилось, как те двое все ближе и ближе подкрадываются из-за угла к Умиду, который, ни о чем не подозревая, возвращается домой, вот сейчас накинутся сзади. «Умид!» — закричала Хафиза и проснулась.
Промаялась так до самого рассвета.
Бабушка, всегда встающая спозаранку, тихо отворила дверь и вошла в комнату. Хафиза зажмурилась и притворилась спящей. Бабушка склонилась над ней, прислушиваясь к ее дыханию.
— Вы что, бабушка? — спросила Хафиза, открыв глаза.
— Сколько раз я тебя просила не приходить так поздно, доченька. До самого твоего прихода я сижу у окна и держусь за сердце. Если бы ты еще немного задержалась вчера, я бы пошла к соседу-милиционеру и попросила б позвонить в отделение, чтобы разыскивали тебя. Ты меня извела уже, детка моя. Пожалела бы мою старость… Приходи домой засветло. Девушкам не подобает ходить так поздно по улицам. Перед людьми стыдно… — ласково приговаривала бабушка, присев на краешек кровати.
— Хорошо, бабушка, я больше не буду так поздно задерживаться.
— Ты обещаешь, детка, а сама не делаешь…
— Я никогда теперь не буду приходить так поздно, вот увидите, — проговорила Хафиза и закрыла лицо руками. — В нашей махалле, оказывается, живут такие люди… могут убить ни за что человека. Словно бандиты с большой дороги. У меня чуть сердце не оборвалось со страху.
— Что же с тобой приключилось? — всполошилась старуха и только сейчас заметила, как бледна внучка, как покраснели у нее глаза после бессонной ночи. — Говори скорее, что стряслось, детка моя?
— Я шла домой, а двое пьяных… — Хафиза всхлипнула, — преградили мне дорогу и не пускают…
— Ах, боже мой! Где ж это было?
— Неподалеку от чайханы…
Вчера Хафиза во второй раз в жизни увидела такое лицо, которое внушает страх. Года два назад, когда она лежала в постели с высокой температурой, ей причудилась вдруг отвратительная физиономия, склонившаяся над ней. Хафиза пришла в ужас и долго металась, вскрикивая в бреду. Физиономия эта, заросшая до самых зеленых выкаченных глазищ, сразу же исчезла, но на всю жизнь завязла в памяти. Перед глазами Хафизы возникло бледное лицо, закрутилось, меняя форму, то вытягиваясь, то раздаваясь вширь, и в конце концов обратилось в щекастую физиономию Шокасыма, ощупывающего ее взглядом. Хафиза провела рукой по лицу, отгоняя наваждение. Она вспомнила давно прочитанный роман, где писалось, будто бы преступники обычно долгое время не дают о себе знать и, когда все о них позабудут, неожиданно мстят своим обидчикам. Как же она не предупредила об этом Умида? Надо будет с ним срочно повидаться…
Хафиза, то и дело сбиваясь, перескакивая с пятого на десятое, рассказала бабушке, что с ними вчера произошло. Та слушала, потеряв дар речи, мигая испуганно глазами. Забыла даже про утренний намаз.
— Ведь этот Шокасым — внук мыловара Умарали, — наконец выговорила она. — Слышала я и раньше, что этот парень не совсем удался. Но не думала, что он стал громилой… Может, сообщим твоему отцу? Пусть приедет да задаст ему как следует…
— Нет, бабушка, незачем его беспокоить.
— Хорошо, что тот парень случайно проходил мимо. А не пошли его аллах, что бы тогда было?
— И не знаю, бабушка.
— А кто тот парень? Ты его знаешь?
— Знакомый один.
— Посчастливилось тебе, аллах помог. Знать, грехов у тебя нету, — сказала старуха и призадумалась.