Улыбка пересмешника

Она приняла у него пакет, развернула, и оттуда на колени ей выпала небольшая брошь: птица, распахнувшая крылья. Виктория рассмотрела птицу со всех сторон, провела пальцем по длинному клюву и покачала головой:

— Впервые вижу. Золото, а камень похож на изумруд.

Она передала брошь Макару.

— Если вы правы, то это ценная вещица. — Илюшин повернул птицу к свету. — Да, есть проба, но кроме нее — ничего. Серега, говоришь, она была в тайнике? Что за тайник?

— Просто углубление в земле, защищенное от влаги. Я мальчишкой делал что-то подобное, поэтому и стал искать, не рассчитывая на успех. И нашел.

— Там было что-то еще?

— Угу. Моток изоленты, который мне очень пригодился.

— Оригинальный набор.

— Я тоже удивился.

Виктория молча рассматривала птицу, поворачивая ее то одной стороной, то другой.

— Мне отчего-то кажется, — наконец сказала она, — что эта вещь принадлежала Сене.

— Сомнительно, — высказался Илюшин. — Хотя…

— Я больше чем уверена. Можно мне оставить ее себе?

Макар и Сергей переглянулись. Бабкин протянул руку, и Виктория без возражений положила ему в ладонь золотую птицу.

— Я, собственно, затем ее и привез, чтобы отдать вам, — сказал он, вставая. — Вот только хочу ее сфотографировать на всякий случай.

Наблюдая за тем, как Сергей подыскивает подходящий фон для украшения и снимает его с разных ракурсов, Макар пытался поймать даже не мысль — ощущение, которое возникло у него, когда он держал брошь в руках. Ощущение было какое-то неопределенное, оборачивалось то тревогой, то неожиданным беспокойством за Бабкина, то настороженностью, которую он сам испытывал по отношению к Виктории Венесборг… То, что он почувствовал, пряталось где-то глубоко внутри и не хотело появляться на свет. Макару мешал сосредоточиться взгляд женщины, сидевшей в кресле напротив: она смотрела за действиями Сергея с таким лицом, будто птица была живой и она боялась, что он случайно причинит ей боль.

— Виктория! — позвал Илюшин, и она вздрогнула.

— Да?

— Вы уверены, что не видели эту вещицу раньше?

— Совершенно уверена, — ответила она, не задумываясь. — Я бы ее запомнила. Сергей, вы позволите?…

Она забрала у него брошь и спрятала в сумочку. Затем посмотрела на Бабкина с Илюшиным, и первый раз за все время улыбнулась победной улыбкой:

— Будем считать, что благодаря вам у меня появился талисман. А то я уже начала сомневаться в своих силах.

Виктория

Знаете, я уже начала сомневаться в своих силах. Усталость охватывает меня все сильнее, и нервное возбуждение сопровождается непривычной апатией тела, когда ум приказывает телу двигаться, а оно, бедное, не слушается его приказов и валится, как механическая кукла, из которой вынули батарейку.

Я преодолеваю себя и пью таблетки, прописанные мне хорошим врачом. Он считает, что я до сих пор переживаю из-за потери мужа. Я и впрямь переживаю, но считаю совершенно излишним уточнять, по какому именно. Поверьте, мы хорошо жили с Никласом, и я испытывала к нему все положенные чувства: благодарность, уважение, искреннюю симпатию… Что не помешало мне обрадоваться его смерти, потому что наконец-то я могла делать все, что считала нужным.

Он очень много сделал для меня, мой Никлас. Первые полгода после замужества он занимался мною так, как гордый родитель может заниматься ребенком, в котором видит талант. Шведский я выучила на удивление быстро, и он заставлял меня читать, водил по музеям, устраивал целые экскурсии. Запас его знаний был огромен, он увлекательно рассказывал, и я впитывала в себя все, что мне преподносили, с готовностью птенца, раскрывающего клюв к прилету мамаши-птицы.

Одновременно мне тактично и ненавязчиво преподносились не менее важные уроки. Новые зубы, личный косметолог, уроки стилиста… Временами я казалась себе куклой, с которой играет мой новый муж. Но потом я поняла, что привлекает его во мне… Возможность быть богом, лепить из той глины, что податливее пластилина, ощущать себя творцом и мастером, имеющим дело с лучшим из материалов — с человеческой душой, умом и телом.

И я не обманула его ожиданий. Никлас даже был поражен моими успехами. Он довольно быстро понял, что я могу быть не только игрушкой, но и партнером, и постарался извлечь из этого все, что можно. Под конец жизни он признался, что ему невероятно повезло со мной, и я до сих пор благодарна Никласу за эти слова.

Птица, которую привез мне широкоплечий сыщик (я называю его «мой герой» — он годится на роль героя, как его коллега годится на роль хладнокровного грабителя банков), рождает во мне подъем, словно ее золотые крылья способны унести меня далеко отсюда — туда, где я уже достигла своей цели и счастлива. Я ведь буду счастлива, когда достигну ее, правда?

Но я не могу скрывать, что меня мучает страх. Я не навещала Романа в больнице, но его начальник красочно описал мне, что сделали с ним люди Кирилла. Даже если бы я не слышала его рассказа, мне хватило одной встречи с моим мужем, чтобы понять, что пощады от него ждать не стоит.