Улыбка лорда Бистузье. Часть вторая из трилогии

—У деда взял...

—Вот так-то! — злорадно заключила Стелла. — А он про какую-то гармалу нам в классе показывает. Я же говорила... А он выкручивается.

—Верно,— кивнул учитель. — Называют это удивительное растение по-разному. В Таджикистане, например, его имя — испанд. А по-научному — гармала. Это ты, Хван, верно сказала.

У Стеллы вытянулось лицо. Стасик торжествовал. Наконец Стелла уронила:

—Удивительное?.. А чем оно... удивительное?

Александр Григорьевич охотно объяснил:

—Свойствами своими оно удивительно. Еще в древности люди заметили, что гармала, или, если хотите, исирик, уже одним тем, что просто находится в комнате, дезинфицирует воздух, убивает растворенную в нем болезнь. Народ сметлив, наблюдателен, а народная медицина — и вовсе вещь до конца не изученная и по сей день. Сам Ибн Сина знал целебные свойства гармалы и советовал подвешивать ее пучки в комнате.

—А если... Если жгут ее?..— Стелла пыталась ухватиться за последнюю ниточку.

—И так поступают,— подтвердил учитель.— Дым гармалы — настоящая аптека! Чудо природы. В старину, бывало, объявлялись шарлатаны, называвшие себя заклинателями злых духов. С помощью этой травы они дурачили легковерных, делая вид, что изгоняют из больных злых духов, демонов болезни. А ведь вполне приличное, дельное растение. Никакой мистики, сплошная наука. Эту траву можно в лабораториях изучать...

Стасик упивался словами Александра Григорьевича. Стелла сидела, не в силах оторвать взгляда от крышки парты. В середине урока к ней пришла записка от Стасика: «Ну, как лекция? Привет от джинна!» Стелла отослала записку ему же, упрямо написав на обороте: «Все равно! Сам слышал, что сказал А. Г. Ее колдуны использовали». Стасик не отступил и прислал новую записку: «А Ибн Сина? А лаборатория?» Стелла упорствовала. Она ответила с подковыркой, с подглядыванием в учебник химии, с оттяжкой, с кастетом в каждом слове: «А аппендицит этой твоей травой вылечить можно? И вообще, Барханов, пионер обязан верить не в чертовщину, а в биохимию растительных соединений и в журнал «Знание — сила». Понял? И деда к тому же приучать. Ясно?»

Поняв, что Стелла непобедима, Стасик сложил язык и прекратил борьбу.

Но на другой день он удивил нас, явившись в школу только к третьему уроку. Был Стасик бледен, рассеян, расстроен. Эммануил Львович трижды назвал его имя, прежде чем Стасик услышал и испуганно вскочил:

— Что?.. Меня?..

—Если ты — Барханов, то тебя,— улыбнулся Эммануил Львович.— Стихотворение выучил? Рассказывать иди.

Стасик опустил голову.

—Не выучил... В смысле — не успел.

—Траву жег?— хохотнула Стелла.

Стасик молчал.

—Что случилось, Барханов?— Эммануил Львович подошел к парте Стасика.— Заболел, что ли?

—Не я...— глухо сказал Стасик.— Дедушка... Сердце у него слабое... Осколок с войны в левом плече притаился. Как мина в теле сидит. Чуть погода переменится или, к примеру, расстроится дед, понервничает — сразу нехорошо ему.

— Фронтовик?

—Танкистом он был, — вздохнул Стасик, — До ухода на пенсию работал бульдозеристом. А теперь вот... болеть зачастил. В больницу его утром увезли. Я у него был, термос с бульоном отвез, потому и опоздал в школу.

—Поправится твой дедушка, не беспокойся,— вздохнул Эммануил Львович и добавил:— И погода хорошая на дворе. Долго не переменится.

—Погода-то хорошая,— скучно кивнул Стасик. Он не видел, что при этих его словах Стелла метнула в залитое радостным солнцем окно взгляд, полный тревоги и отчаяния.

После урока она тронула Стасика за руку, проговорила виновато:

—Может, деду нужно что-нибудь? Ты скажи.

—Ничего не нужно,— ответил Стасик, не поднимая глаз.

—Может, за каким лекарством нужно в Ташкент съездить? Ты узнай, ладно? — вкрадчиво продолжала она.— Лично я с удовольствием.

И по тому, как отшатнулся от нее Стасик, как задрожали его губы, Стелла поняла, что сказала обидное.

—С удовольствием? — переспросил Стасик. — С удовольствием можешь лекции читать. А деда моего не трогай!..

— Так я же...— Стелла растерянно развела руками.

А солнце в окнах стояло и правда замечательное. Каждый день спрашивали мы Стасика—как дедушка.

—Уколы делают,— отвечал он.

Однажды Стасик появился совсем грустный. Мы всполошились: что с дедом? Стасик вздохнул:

День рождения у него завтра. А он в больнице.

Поправится — выйдет,— сказал я.— Все будет хорошо, ты не волнуйся. Он же танкист.

Танкист-бульдозерист,— поправил Стасик. — Он часто вспоминал, как после войны сменил танк на бульдозер. Любил он его. Говорит, пока работал бульдозеристом — продолжал считать себя танкистом...

— А давайте мы ему торт испечем! — загорелась Стелла.— И завтра поздравим с днем рождения. Я могу испечь.

Не надо торт.— мотнул головой Стасик.— Он сладкого не любит.

А что любит?— во взгляде Стеллы можно было прочитать готовность испечь, сварить, засолить, изжарить что угодно — лишь бы дедушка Абдурахман был доволен. И Стасик тоже.

Стасик подумал. И сказал неожиданное:

Он песню любит. И листья любит. На свой день рождения дед всегда ставит свою любимую пластинку и слушает раз десять — не меньше.

Что за пластинка?