Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

По уложенным сходням спартанец первым взошел на корабль. Вблизи он оказался еще громаднее. Даже корабль под его весом дал ощутимый крен. Два толстых кожаных мешка с клеймами с тяжелым звяком упали на палубу к ногам Дамасия.

— Здесь плата. Считай, афинянин.

Забыв о возрасте, Дамасий резво склонился над мешками. По распоряжению басилевса общинная казна Спарты щедро рассчиталась с ним за оружие золотыми персидскими дариками. Эти монеты имели хождение не только в Элладе, но далеко за ее пределами, во многих землях, отложившихся ныне от великого царства персов.

— Милость богов все делает легким, — довольно бормотал Дамасий, сидя на корме под навесом и пересыпая в ладонях масляно-желтые, сияющие дарики.

Асамон послонялся в порту меж торговых рядов и, оглянувшись по сторонам, повернул в город. Он опасался лишь одного: чтобы никто из людей, прибывших с ним, не увидел его и не донес об этом отцу. Но на полпути сзади, мимо, с грохотом пронеслась колесница и круто затормозила в облаке поднятой пыли.

— Гей! Ступай сюда! — прогремело с колесницы.

Асамон остановился. Это был тот самой лохаг, но выглядел он более дружелюбно, чем там, на причале. Левой рукой он удерживал рвущихся в поводу коней. Асамон отрицательно мотнул головой.

— Я еще не разучился ходить.

Спартанец гулко расхохотался.

— Ты можешь не успеть на праздник. Спеши, афинянин.

Асамон понял, что его опасения напрасны, и вспрыгнул на колесницу, крепко ухватившись за скобу. Кони рванули с места и полетели вверх, в город. Возле круглого здания, посвященного Зевсу и Афродите Олимпийским, спартанец круто осадил коней.

— Иди туда.

Он указал вдоль шпалеры столетних дубов и, явно довольный чем-то, оскалил в улыбке крепкие зубы. Глядя вслед колеснице, Асамон вспомнил слова отца: «Сделка считается взаимовыгодной, если каждая из сторон искренне полагает, будто она крепко надула другую».

Что ж, спартанцы ценят оружие, в Афинах же оружию предпочитают деньги. Скоро Асамон и сам убедился, что это так. Все спартиаты в городе, от мала и до велика, носили при себе короткий меч на перевязи, либо кинжал. Даже окликнувший его дряхлый старец, которому Асамон помог сойти со ступеней Скиаса, и тот подпирал свою немощь не посохом, а шел, держась за дрот с грозно отточенным двуострым жалом. В Афинах все было наоборот. Если ты появился с оружием в общественном месте, закон карал тебя штрафом. При повторном нарушении виновного попросту бросали в яму.

Поддерживая старца и с любопытством озираясь по сторонам, Асамон двинулся в указанном направлении за праздной толпой горожан.

Вскоре он оказался на главной площади города. Это место здесь называли Хором. Посреди многолюдья они отыскали удобное место под сенью памятника «Народу спартанскому» на углу улицы Афетаиды, ведущей с площади. Старик пояснил, что именно здесь, на этой улице, Икарий устроил состязание для женихов Пенелопы, и выиграл состязание Одиссей. Доказательство тому — храм Афины из розового камня на противоположной стороне, построенный Одиссеем в честь победы над женихами. Он назвал его Калевфие, «богиня дорог».

Звуки медных тимпанов всколыхнули толпу. Все взоры устремились вдоль Афетаиды.

Со стороны гимнасиев показалась группа гарцующих всадников с яркими значками на древках копий. Могучие дубы по обе стороны дороги смыкались над нею широкими кронами, образуя зеленый свод. Солнце пронизывало пышную листву и пятнало дорогу веселыми, дрожащими бликами. За всадниками по мягкой подстилке из прошлогодних листьев двигалась праздничная колесница, запряженная четверкой коней, вся убранная цветами и лентами. Музыканты рядом с возничим играли на свирелях, били в тимпаны. Приветственные выкрики усилились, когда вдоль Афетаиды показалась колонна длинноногих юношей-эфебов. Их смуглые тела были полностью обнажены. Под блестящей кожей, умащенной оливковым маслом, рельефно перекатывались могучие мышцы. Юношеская гибкость в сочетании с геркулесовой мощью тел представляли зрелище, достойное бессмертных.

Из разговора со старцем Асамон уяснил, что в Спарте воспитание духа и плоти никогда не было делом частным или семейным. Оно было сурово и сложилось в недрах государственного устройства. Но даже воспитанием назвать его было нельзя. Это был образ жизни — от колыбели до самой могилы, выведение особом породы людей. Сердца этих юных воинов уже не ведали страха, и на поле боя им не было равных. Перед глазами Асамона грозными рядами шествовала военная мощь Спарты, залог ее будущей силы и процветания. Только теперь, завороженный зрелищем, он понял, почему этот город, единственный в Элладе, не имеет крепостных стен. Боги войны — им некого бояться среди смертных.

Колонна вступила на площадь.

Вдруг легкий ропот, не то восхищенный вздох, прошелестел над Хором. Толпа прихлынула к обочине и уплотнилась. Даже выражение лиц вокруг стало иным. За эфебами на расстоянии около полусотни шагов шествовала колонна юных дев, из числа только вступающих в детородный возраст.