Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

Бывая с отцом в Египте по торговым делам, Асамон не раз наблюдал, что даже собаки на берегах Нила, когда хотят напиться, ведут себя крайне осторожно. Они бегут вдоль берега, держась от него на расстоянии и зорко всматриваясь в поверхность воды. Вдруг собака бросается со всех ног к прибрежной кромке, чтобы сделать глоток-другой, и тут же отскакивает в сторону. Затем она бежит дальше и время от времени повторяет этот маневр, пока не утолит жажду.

Вдоволь наплававшись, Асамон вышел на берег. Смуглая кожа мальчика покрылась пупырышками, но он чувствовал себя освеженным.

Течение снесло его шагов на полтораста от камня, где была оставлена одежда. Но когда Асамон вернулся на старое место, одежды там не оказалось.

Он огляделся.

В стороне, под крепостной стеной, маячили разбитые палатки, навесы и многочисленные повозки с дышлами, упертыми в землю. Кое-где еще дымились потухшие костры. Вор, скорее всего, пришел оттуда и туда же вернулся.

Асамон выбранил себя за легкомыслие и хотел уйти, как вдруг коварный план в одно мгновение созрел у него в голове. Он быстро присел за камень и под прикрытием береговой кромки метнулся в камышовые заросли. Вор, если он действительно оттуда, наверняка следит за ним — ведь ему важно убедиться, что все сойдет благополучно, без опасных последствий.

Асамон затаился, зорко всматриваясь в это убогое становье. И не ошибся…

Некоторое время спустя солома под одним из ближних к нему навесов зашевелилась, и над копной показалась лохматая голова. Вне сомнения, это и был вор. Лица мальчик не разглядел, но, судя по развороту головы, взгляд человека был обращен сюда, к камню. Он явно недоумевал, куда мог подеваться тот, кого он ограбил? Только что стоял, и вдруг исчез. Словно провалился сквозь землю.

Вор даже привстал на четвереньки, настолько это исчезновение его озадачило.

Асамон с досадой подумал, что знать вора, пусть даже в лицо, и поймать его за руку — совсем не одно и то же. Украденная одежда наверняка спрятана в укромном месте и теперь ее не вернуть. Устраивать обыск посреди ночи в его положении нелепо. Но зло должно быть наказано.

Глаза Асамона сверкнули бешенством.

Он выждал порядочное время, пока вор не убрался на свое место. Прислушался… Все в округе замерло, погрузившись в сладкую предутреннюю дремоту. Стараясь не хлюпать в болотистой жиже, Асамон выбрался из своего укрытия и, крадучись, как рысь, достиг ближайшего к нему кострища. Из-под толстого слоя золы он выхватил тлеющую головешку, слегка на нее подул. Синие огоньки пробежались по накаляющимся угольям. Асамон помахал ею над головой, сильнее раздувая огонь. Вытащил из костра еще одну. И в два прыжка оказался перед навесом. Он сунул головню под копну, к ногам спящего, чтобы тот раньше времени не почуял. Вторая, прочертив в ночи огненную дугу, полетела в стоящую рядом повозку, тоже набитую соломой. И метнулся прочь, к городским воротам, которые находились отсюда в какой-нибудь сотне шагов.

Уже стоя под аркой в створе ворот, Асамон увидел, как в черной тени под навесом полыхнули вверх длинные языки пламени. Раздался дикий вопль.

Оставаться тут дольше было небезопасно, его могли заметить, и Асамон побрел прочь, голый, весь заляпанный болотной грязью. В таком виде он переступил порог своего жилища.

Мегакл, развалясь на ложе, обгладывал баранью кость и явно поджидал питомца. Перед ним стояла корзина с едой, припасенная еще с вечера. С возрастом в характере наставника появились две забавные черты — он перестал соблюдать меру в еде и сделался излишне многословным.

— Ого! — вскричал он. — Клянусь Гермесом, ты весело провел эту ночь. Хотя должен заметить, тебе не следовало бы устраивать поджог из-за поношенной тряпки. Согласись?

И оглушительно захохотал, видя, в какое изумление повергли мальчика его слова.

— Ты переел, Мегакл, и тебе лезут в голову глупые мысли. Ты сам так говорил.

Наставник хмыкнул.

— Ты научился огрызаться. Но этого мало, когда оставляешь после себя столько следов. Взгляни — твои волосы не просохли. Значит, ты купался. После купания у людей принято надевать на себя одежду. На тебе одежды нет. Потерять её ты не мог. Снять перед дверью — тоже. Следовательно, тебя обокрали. Теперь покажи руки — они в саже. Но тебе показалось этого мало, ты размазал сажу по лицу, чтобы каждый, кто встретит, мог уличить тебя в поджоге.

— Какой еще поджог? Я просто упал! — возмутился Асамон.

Мегакл ткнул огромной ручищей в окно.

— Тсс! Слушай…

С берега, чуть слышные, доносились крики. Ощутимо пахло гарью.

— Ну, что ты теперь скажешь?

Асамон вынужден был признать поражение.

— Ты догадался потому, что давно знаешь меня, — нехотя выдавил он.

— Это так, — согласился наставник. — Но ты забыл, что мое, ремесло — война. Прежде, чем я встречусь с противником нос к носу, я должен знать о нем все. Даже то, идет он в бой натощак или с набитым чревом. Отвага, она хороша, когда за ней стоит знание и трезвый расчет. Ступай сюда, тебе надо умыться.

Он поднял стоящий в углу килик с отбитой ручкой, плеснул Асамону на руки.