Улица разбитых грёз

Дети послушно поснимали верхнюю одежду и последовали за воспитательницей. Она по-прежнему вела Леночку за шкирку, как нашкодившего котёнка. Девочка не сразу поняла, зачем воспитательница поставила перед ней тарелку и заполнила её снегом.

– Ешь, – сказала она.

Лена подняла на неё растерянный взгляд. Она же только что отругала её за поедание снега – так зачем сейчас заставляет делать это при всех? Ни один вменяемый взрослый не позволил бы такому случиться, но, к несчастью для девочки, вменяемых взрослых здесь не оказалось.

– Ешь, я сказала! Давай, тебе же так понравилось! Ну, чего смотришь? Вкусно тебе было? Так ешь! – наседала страшная женщина.

– Я не буду, – прошептала Лена. От пламенного стыда и чувства вины она плакала. Взгляды ребят, словно лезвия десятка ножей, пронзали сознание ребёнка. В этот момент Леночка отчётливо поняла: она – плохая, она – хуже всех, и никто никогда не захочет с ней дружить.

– Ешь! Ешь! – вторила воспитательница и силой сунула ей в руку ложку.

Даша засмеялась, несколько детей подхватили её смех. От этого звука Лена ударилась в глухие рыдания: боль, которую она испытывала в эти мгновенья, невозможно было сравнить с физической. Ей хотелось сбежать домой, не надев куртки и сапожек, прямиком в объятия мамы.

Когда она уже хотела подскочить и броситься вон, Галина Николаевна отодвинула тарелку и спокойно сказала:

– Теперь ты знаешь, что так делать нельзя. А если ещё раз попробуешь – я заставлю тебя съесть целую кастрюлю снега на глазах у всех. Тебе должно быть стыдно за своё поведение.

Лена, опустив голову и не смея ни на кого взглянуть, слышала, как ребята в спешке одевались. Галина Николаевна с неожиданной улыбкой наклонилась к ней и потрепала по плечу.

– Ну что, успокоилась? Иди, одевайся. И не вздумай рассказывать ни о чём маме. Иначе она очень расстроится и поругает тебя. Поняла?

Лена кивнула. Как и любого ребёнка, её было чрезвычайно просто убедить в чём угодно. Её мать никогда ни о чём не узнала. Лена, как и обещала, сохранила эту тайну при себе.

Глава 4. Волчья стая

Супруги Алиевы приехали в город Я из далёкой южной республики, расположенной в предгорьях Кавказа. Имрат родился в небольшом малочисленном ауле. С женой, Анахат, он познакомился за день до свадьбы. Их союз был построен отнюдь не на любви. Судьбу молодых, как заведено в отдалённых краях республики, предрешили их родители. Возможно, судьба Имрата сложилась бы иначе, родись он старшим сыном: ведь именно старшим сыновьям, как будущим главам рода, родители отдавали предпочтение в вопросах наследства. Но Имрат был младшим из семерых детей, и ему не досталось ничего, кроме старенького дедовского кинжала со времён войны и бронзового перстня. Положение Анахат было не лучше: младшая из пятерых дочерей скромного пахаря, она не могла предложить жениху ни завидного приданного, ни почётного положения. Родители договорились о браке быстро. И тем, и другим было выгодно избавиться от лишних ртов. Анахат не было и пятнадцати, когда свершился священный обряд, соединяющий её сердце с сердцем незнакомца навеки.

Молодых поселили отдельно от родителей. По наследству отцу Имрата досталась от бездетной тётушки ветхая лачуга на окраине ближайшей деревни. Имрат и Анахат, привычные к тяжёлой работе, трудились день и ночь, чтобы сделать низенькое деревянное сооружение с крошечными окнами и покосившейся дверью пригодным для проживания. Здесь не было даже мебели для сна и отдыха: молодой супруг самостоятельно сколотил кровать, стулья, стол и шкаф из свежесрубленных старых яблонь. Молодой супруг работал в поте лица, как и учил его отец, но Анахат никогда не была им довольна. На первой встрече девушка представилась ему воплощением скромности и добродетельности; не смела поднять на него взгляд, отводила глаза, молчала, потупившись, перед грозными фигурами старших. «Она будет тебе хорошей женой», – довольно сказал отец, а мать кивала, соглашаясь. Но маска добродетельности спала, стоило Анахат почувствовать свободу от родных. Лишь железная рука отца сдерживала капризную, вспыльчивую и склочную барышню; теперь же, оказавшись «на воле», она продемонстрировала супругу свою истинную натуру. Имрат, от природы мягкий и терпеливый, за первый месяц познал все прелести её склочного характера. Анахат устраивала скандалы по несколько раз на дню, заливалась слезами без повода, требовала от мужа внимания. Но хуже всего было то, что она перестала выполнять свои обязанности – поддерживать в доме порядок, ухаживать за мужем, следить за хозяйством и готовить съестное. Всё то, что делали порядочные жёны, было ей ненавистно. Каждый раз, когда Имрат делал ей замечания, она или поднимала крик, или заливалась слезами. От криков и слёз у него болела голова, но дать отпор жене он не решался.

Однажды Имрат не вытерпел и, собрав небольшой скарб, отправился к отцу. Дорога до родной деревни отняла у него полдня. Отец, выслушав его жалобы, смачно выругался и заявил: