Ева едва не падает под стол от смеха. Прикрываясь ладонью и краснея лицом, вовсю хохочет. Ей плевать, что тыквенное пюре залипло у нее в волосах, и рябью пошел лиф платья.
Пока Ольга Владимировна с салфетками кидается на помощь мужу, Алексей Илларионович резко утихает и заговорщицки подмигивает Еве. Она поднимает руку и выставляет большой палец.
Дедушку Алексея вывозят из столовой. Протестуя, он поет во всю мощь своего голоса:
— Это просто возмутительно! — подрывается на ноги Павел Алексеевич и брезгливо отряхивает испачканную одежду.
— Что поделаешь… — сдержанно сопит Ольга Владимировна. — Старость меняет людей до неузнаваемости. И мы, к сожалению, никак не можем это предотвратить.
— Он, будто, специально…
— Нет. Нет, что ты, Паша? Он тяжело болеет… Знаешь, меня больше беспокоит то, что он ночами разъезжает по дому. Коляска поскрипывает, Алексей Илларионович напевает эти ужасные портовые песни, еще и за окном то ветер завывает, то чайки кричат… Одним словом, жуть!
— Семейка Адамс, — мрачно шутит Ева, хватая яблоко и с облегчением поднимаясь из-за стола.
Мать с отцом не успевают ей ответить. Из комнаты Алексея Илларионовича раздается протяжный разрыв аккордеона.
5
Ступая за порог квартиры, Адам сталкивается в холле с отцом. Закрывает дверь, пока Терентий Дмитриевич смотрит сквозь него и разговаривает по телефону.
— Что значит, могут быть проблемы? — небрежно накидывая плащ на плечи, говорит отец в трубку. — Леня! Судно зашло в порт — значит, должно быть отгружено. Не знаю! Выкручивайтесь, как хотите. Все должно быть в срок.
Адам бросает кожаную куртку на тумбу и, скрестив руки, опирается спиной на стену.
— Да, и насчет «Четвертого звена»… Слиянию быть. Да, уже решенный факт. Этот причал добавит нам необходимой мощи. Будем расширять базу, — довольно смеется Терентий Дмитриевич. — Исаев позеленеет от злости…
Уловив фамилию, Адам невольно напрягается.
— Дело двух-трех дней. Да, конечно. Именно. Хорошо. Нет. Точно, нет. Да… До связи, — разъединившись, отец еще некоторое время задумчиво смотрит на дисплей.
— Пап, — привлекает его внимание Адам.
— Привет, сынок, — рассеянно шепчет одними губами.
— Привет.
Терентий Дмитриевич прячет телефон в портмоне и, наконец, сосредотачивается на сыне.
— Днем звонила Ирина Викторовна. Ты пропустил прием, — говорит он со слышимым огорчением.
Адам ненавидит, когда голос отца становится таким сокрушенным. Будто сын — главное разочарование в его жизни. Будто он — ярмо на шее.
— Пусть эта сука сначала себе голову вылечит, — зло отмахивается парень.
— Адам. Мы с тобой тысячу раз обсуждали эту тему. Нельзя называть женщин суками, — терпеливо поясняет Терентий Дмитриевич, словно сыну все еще идет десятый год. Столько лет прошло, а ничего не изменилось. Разве только еще хуже стало. — Твоя мама…
Слушать что-либо о матери Адам не собирается. Одно лишь существительное «мама» до сих пор отзывается внутри него волнами боли.
— Они и есть суки, — взрывается, резко перебивая отца. — Все!
— То, что твоя мать так поступила с нами, не значит… — пытается упорствовать Терентий Дмитриевич.
— Папа, замолчи! — отталкиваясь от стены, Адам яростно надвигается на отца. Перед глазами словно пелена опускается. Все внутри немеет от напряжения. И только подойдя к ошеломленному отцу вплотную и нависая над ним, осознает, что ступает за черту. Отворачивается. Несколько раз тяжело вздыхает. Трет лицо руками. — Прости, папа. Хоть ты не занимайся промывкой моих мозгов. Ладно? — не дожидаясь от отца ответа, разворачивается. — Просто скажи этой суке… то есть, Ирине Викторовне, что у меня возникли неотложные дела, — окончательно расслабившись, натягивает на лицо привычную ухмылку. — Так и быть, я приду на следующий прием. Но передай, чтобы эта «мозгоклюйка» не смела больше обрывать мой телефон! И пусть приготовит хороший кофе. В прошлый раз были ужасные помои. Я даже куплю ей коробку конфет, — усмехается парень. — Пускай ее ж*па вырастет еще на три размера.
— Адам!
— Кстати, она сказала, у моего имени тяжелая энергетика, — сообщая это, парень широко разводит руками, и Терентий Дмитриевич машинально отмечает, как бугрятся мышцы его груди и плеч. Мысленно возлагает молитвы, чтобы это были естественные результаты тренировок, а не последствия химических препаратов. — Она, бл*дь, кто? Психотерапевт или экстрасенс? Ее методика совершенно нелогична. Я даже больше скажу, она абсолютно некомпетентна. Я, — смеясь, высокомерно тычет себя в грудь, — профлитературы больше нее прочел. Она — тупая крыса с купленным дипломом.