Улей (СИ)

Исаева слабо кивает, и удивляет саму себя молчаливым решением — не использовать эту информацию против Адама.

— А ее родители? Значит, они доверяют тебе?

Парень тяжело выдыхает.

— Диана. Мать Софии.

— Значит, она не сука? — шутит Ева.

Тон ее голоса поражает Титова. Впервые он не слышит в нем иронии и сарказма. Впервые он звучит легко и участливо.

— О, еще какая! — усмехается он. — Диана орет и возмущается по любому поводу. Если я заляпаю обивку ее дизайнерского дивана или, не приведи Господь, дам Соне газировку… Или же позволю долго смотреть мультики… Причин наберется сотня… А уж когда я подстриг Софии волосы, Диана вопила, как адская сирена… Зато малой понравилось.

Ева мягко смеется.

— Тебе нравится Диана, — с легкой ноткой грусти замечает она.

— Нет, — слабо отрицает Адам.

И улыбается. Настоящей улыбкой, из-за которой у Евы все внутри переворачивается.

— Признай же… — настаивает она, отмахиваясь от своих эмоций. — Тебе нравится, что Диана воспринимает тебя нормальным. И, по правде, ты не считаешь ее сукой.

Титов сглатывает, проводит языком по губам и тяжело выдыхает. Ему вовсе не нравится их разговор. Его злит этот незапланированный поворот. Вначале он, как обычно, контролировал эмоции и слова, которые выдавал. А потом, в одну минуту, их диалог возымел непозволительное отступление.

Впервые Адам споткнулся.

Они оба это понимают. Смотрят друг на друга продолжительное время и принимают самое естественное для обоих решение — защищаться. А в их понятии, лучшая защита — это нападение.

10

Ева сменяет улыбку на ехидную ухмылку. Титов же, видя это, намеревается пошатнуть ее равновесие.

— Хватит разговоров, Исаева. Раздевайся.

— Что?

— Раздевайся, Ева.

— Зачем, черт возьми?

— Таковы правила. Никаких внешних барьеров, — спокойно поясняет Адам и улыбается. — Или ты боишься? Может, стесняешься?

— Нет. Я не стесняюсь, — чеканит девушка, тыча в него указательным пальцем. — Но, знаешь что, Титов? — усмехается, впиваясь в него взглядом и выдвигая бесстыдное требование: — После тебя.

Обладая маниакальной самоуверенностью, он, конечно же, не медлит. Улыбаясь шире, дергает гюйс[9] и, приподнимая рубашку за горловину, снимает ее вместе с нательной полосатой майкой. А Ева в буквальном смысле слова торопеет и беззастенчиво разглядывает исписанный чернилами мускулистый торс. Физически Адам безупречно красивый. Большой и сильный. С резко очерченными выпуклыми мышцами.

«Да… Он идеальный».

Его татуировки выполнены различными стилями, но вместе образуют органичную композицию. Одинокие буквы и целые фразы — латинские и кириллица. Непонятные символы и знаки. Острые рваные штрихи и геометрические фигуры. Все вместе смотрится потрясающе и несет в себе тайную смысловую нагрузку.

Когда руки Титова ложатся на металлическую пряжку ремня, Исаева невольно следует взглядом за ними. Скрывает от себя, что ей нравится то, как лихо он действует. Как уверенно он раздевается.

— Достаточно, — протестующе выставляет руку.

Демонстрируя необычайную ловкость, учитывая надоевший гипс, стягивает свои рубашку с майкой через голову. Дергает молнию и спускает на пол юбку. Следом вовсе не изящно скатывает колготки. Оставшись в лифчике и трусиках, перешагивает ворох одежды. Опускается на широкую кровать, заправленную бордовым покрывалом, и откидывается на подушку.

Ее сознание будоражит мысль, которая никогда прежде не звучала при подобных обстоятельствах.

«Вдруг я ему не понравлюсь?»

Ловит пристальный взгляд Титова на своих ногах. Выше. По линии бедер, животу, оголенной части груди. И ее кожа наливается пьянящим жаром.

Еве нравятся эти ощущения. Настолько сильно нравятся, что ей приходится контролировать свое дыхание.

— Я удивляюсь, Исаева, как легко ты поддаешься на провокации. Нет, серьезно, — неожиданно налетает Адам с обвинениями, не раскрашивая при этом голос эмоциями. Холодно звучит. — В тебе нет и грамма здравого смысла.

Испытывает разочарование. Потому как решает, что она слишком рано ему сдается, и портит тем самым всю игру. Его предвкушение. Его погоню.

Ева не нужна ему для быстрого голодного тр*ха. Не то, чтобы он не думает о сексе с ней. Конечно, думает. Но хочет Адам намного больше, чем секс — ожесточенного противостояния.

Неужели он ошибся в своих суждениях? Неужели составил обманчивое мнение об Исаевой?

Еве же нравится злить Титова, и ей безразлично, что при этом он думает и говорит. Она даже готова использовать понятие, которое в лексиконе других людей ее раздражает — обожание.

«До чего же нелепое слово!»

И все-таки…

«Я обожаю тебя злить, Адам!»

Забавляясь его реакцией и собственными мыслями, девушка беспечно пожимает плечами и смеется.

Хохочет так увлеченно, что не сразу может ответить.

Да и что ему сказать?

Сказать, что рядом с ним ее сердцебиение учащается… Стучит столь незнакомо: воодушевленно и усердно. Признаться, что все ее чувства рядом с ним обостряются и отвлекают от более глубоких внутренних переживаний…