Улей

— Папа! Папа! Что ты… Что ты наделал?

Медленно оседая вниз, Ольга все еще не прекращает попыток вцепиться в мужа руками, но, в конце концов, тяжело падает на спину.

— Мама… мама… Это кровь… У тебя кровь… Сделайте же кто-нибудь что- нибудь! — кричит Ева недвижимым амбалам отца. — Вызовите "скорую"! У нее кровь!

Отбросив окровавленный перочинный нож, Исаев дергано поправляет выбившиеся пряди волос. Пятится в сторону, выдыхая рывками воздух. Разворачивается к жене и дочери спиной и замирает.

Из задней части дома приближается топот.

— Лидия Михайловна, родненькая… Скорее… Помогите мне…

Истеричный крик женщины забивает собой все пространство. Схватившись за голову, она с ужасом пытается убежать, но один из амбалов тут же хватает ее и волочет в другую сторону.

— Нет, Боже… Боже мой, нет!

Ева отчаянно пытается хоть как-нибудь замедлить кровотечение, прижимая к ране под грудью матери подол своего белоснежного платья, но оно промокает дальше и дальше. Кровь, будто пламя, ползет по нему, жадно поглощая ткань.

Взгляд Ольги Владимировны становится мутным и блеклым.

— Мамочка…

— Прости меня, Эва…

— Нет, мама, пожалуйста…

— Только тебя не хватало, папа! — орет Исаев очумело, и Ева застывает при виде деда на инвалидной коляске. Он сжимает в руках ружье. — Так ты, значит? И ты туда же!

— Вызови скорую, Павел, — ломая слова на слоги, требует Алексей Илларионович.

— Опусти ружье!

— Я… выстрелю.

— У тебя не хватит сил нажать на курок. Ты ложку в руках не можешь удержать, спаситель…

Хватает.

Гремит выстрел, и Ева инстинктивно зажмуривает веки. Слыша следующий за этим грохот, молится, чтобы отец, был мертвым. Но, разлепив глаза, она видит его живым и в сознании. Он морщится, прижимая к плечу руку, и ошалело смотрит на опрокинутое инвалидное кресло.

— Помогите ему, — срывающимся голосом требует Ева у охранников.

В этот раз они прислушиваются, поднимая коляску вместе со стариком.

— Убрать!

— Папа, пожалуйста…

Амбалы выкатывают Алексея Илларионовича. Исаев несется следом за ними, и в гостиной неожиданно становится совершенно тихо.

— В кабинет, — сипит Ольга Владимировна.

Будто отмерев, Ева стремительно поднимается и тянет мать за собой к тяжелой дубовой двери. От прикладываемых усилий и скорости болят руки и плечи, по спине скользят капельки пота.

Она не верит в успех роено до того момента, как щелкает замками с обратной стороны двери. Каждую секунду их лихорадочного перемещения страх сидит у нее в голове и нашептывает мерзким голосом: "У тебя ничего не получится".