Укрощение строптивой

— Полина, это Полина. Она моя кровь и плоть. Моё продолжение. Ты и она идёте уже по другой категории близких и родных мне людей. Это не менее значимее, чем Крис. Просто другое. — Мы сидели некоторое время молча. Я сделал ещё несколько глотков из бутылки. Ирма протянула руку, я ей отдал. Она допила остатки. Потом вдруг продолжила. Говорила, не глядя на меня. Смотрела на могильный камень. — Стёпа, я хочу попросить тебя. Это очень важно. У Сонечки, Кости и Игоря, кроме тебя есть ещё дедушка. А у Полины кроме меня и тебя никого нет. Подожди. Если со мной что-то случиться, обещай мне, что ты не оставишь Полину. Не отдашь её моей матери и моему брату. — Ирма перевела взгляд своих глаз с могильного камня на мои глаза. — Обещай пожалуйста. Ты её отец. Не только биологический, но и по документам. Поэтому они не смогут забрать её себе, если, конечно, ты сам не откажешься от неё. Она моя единственная наследница. Всё, что у меня есть, все счета, активы, компания, недвижимость по завещанию останется ей.

Я смотрел на неё. Да что ты будешь делать?!

— Ирма, вот только ты не начинай? Что значит с тобой должно что-то случится? Ты что, больна?

— Нет. Но… Тревожно мне. Не знаю, Стёп, может на меня повлияла смерть Кристи. Но я составила завещание. Понимаешь, со временем многое переосмысливаешь. Это по началу тебе кажется, что жить ты будешь вечно. Что с тобой ничего не случится. Особенно когда молод.

— Ты и сейчас не старая далеко. — Ответил я. Ирма печально улыбнулась.

— Но мне уже не 20 лет. Смотрю я на это надгробье и понимаю, что вся наша жизнь скоротечна. Что в любой момент, раз и тебя. Совсем нет. И тогда, когда ты никого не оставляешь после себя, то уйти легче. Ибо помнить и страдать по тебе будет некому. А если ты кого-то оставляешь? Наверное, тогда уходить тяжелее. И ты должен хоть что-то сделать, чтобы позаботиться о тех, кто останется. Я позаботилась. Осталось одно. Стёпа, у детей Кристины, как я сказала остались отец и дедушка. А у Полины только ты. Моя мать и брат враги ей. Поэтому прошу тебя, не бросай свою дочь. — Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Я обнял её, прижав к себе.

— Ирма, успокойся. Как я могу бросить свою дочь? Ты с ума сошла. Полина тоже часть меня и моё продолжение, как и Игорь с Костей, и Соня. И выбрось эти мысли из головы. Ничего с тобой не случится.

Обнимая и гладя Ирму по голове, успокаивая её. Я постепенно успокаивался и сам. В какой-то момент понял, что Ирма тоже часть моей жизни. Вернее, часть нашей с Кристиной жизни. Неотъемлемая часть. Раньше я этого не замечал, принимая как само собой разумеющееся. Она была словно осколок той жизни, которую я потерял с уходом жены. Кристина и Ирма. Одна блондинка, другая брюнетка. Они сошлись вместе на заре своей юности, чтобы уже никогда не расстаться. Что их объединяло? Объединило их общее — это одиночество. Кристина была единственным ребёнком в семье. Но, хоть отец и любил её, вот только времени на дочь у него не было. Бизнес забирал его всего, без остатка. А мать была полностью безразлична к собственному ребёнку. Даже теперь, когда Крис умерла, тёща не приехала проститься с ней. Прислала мне соболезнования и заказала венок. С тестем они были уже лет пять как в разводе. Тёща жила за границей и имела молодого любовника. Ей было плевать на дочь, на внуков. Тесть повелел выбросит венок на помойку и зло выругался. Соответственно и Крис была к матери равнодушна. Я помнил её рассказ, как она делала гербарии для отца и мамы в детстве и как мать презрительно к этому увлечению дочери отнеслась. Это и явилось тем катализатором, который сделал из Кристины полностью отмороженную, циничную без берегов сучку. И Ирма была точно такой же. И хоть у Ирмы был ещё младший брат, она точно так же, как и Кристина, по сути, была одинока. Отец Ирмы был занят бизнесом, как и отец Кристины. Мать Ирмы больше любила своего сына, сосредоточив на нём всё своё внимание, а дочь осталась за бортом. Вот два детских одиночества и сошлись вместе. Обе были отморожены, циничны до мозга костей и жестоки. К окружающим и особенно к мужчинам относились с презрением. Использовали их, а потом безжалостно выбрасывали, глумясь. При этом девушки оставались и до печёнок прагматичными, умными и расчётливыми. Единственно к кому они относились хорошо, кого они не пытались обмануть, подставить, опустить, это друг к другу. Я помнил слова Ирмы, которые она сказала Кристине:

«Мы ведь с тобой всегда прямо всё говорили друг дружке в лицо, не врали и не лукавили»

Это был их мир, мир двоих, куда они никого никогда не пускали. Деньги их родителей позволяли обеим девушкам ни в чём себе не отказывать. Вплоть до извращений.