Уйти, чтобы выжить

Не дождавшись ответа, Филипп покачал головой, поднялся и подсел к Аливии. Она после ссоры Володи и Эндона сторонилась мальчика. Филипп начал ей что-то тихо говорить. Девочка слушала молча, с возрастающей тревогой, потом испуганно глянула на Володю и поспешно поднялась. Подошла к Володе и доверчиво прислонилась к нему. Он машинально обнял её за плечи, но всё так же смотрел в костёр.

Граф хотел было заговорить с князем, но его очень вежливо остановил Филипп, попросив подождать до утра. Артон раздражённо глянул на солдата, явно размышляя, а не врезать ли тому хорошенько, чтобы не смел вмешиваться в разговор благородных. Потом глянул на неподвижного мальчика и девочку рядом с ним, развернулся и ушёл.

— Ты сильно расстроился? — спросила Аливия.

— Не знаю, — ответил Володя. Потом словно очнулся и глянул на неё. — А ты чего ещё не спишь?

— Так и ты не спишь. Ты так сидел тут у костра… мне страшно… да ещё этот Эндон…

— Всё в порядке. Честное слово, Кнопка, всё в порядке. Давай-ка, ложись спать. Всё будет хорошо, честное слово.

— Попробуй только обмануть, — пробурчала Аливия и, не выдержав, потянулась и сладко зевнула.

— А ну-ка, спать и без разговоров! Марш в шалаш!

Девочка подчинилась. Володя задумчиво поворошил веткой костёр и снова замер. Но на этот раз в душе не было страха или тоски. Эх, Кнопка, ей достаточно пары слов, чтобы снять всю тяжесть с сердца… Володя лёг и уставился на небо… Интересно, почему Аливия так похожа на Ленку? Или это кажется?

На следующее утро он проснулся бодрым и уже не так остро переживал вчерашний бой. Собрав вещи и забросив их на телегу, он подошёл к Филиппу, наблюдавшему за дорогой.

— Нам долго ещё до города?

— Не очень, милорд. К обеду выедем из лесу, а часам к двум будем в Рогуре.

— А город большой?

— Да нет… средний, жителей тысяч пятьдесят.

Хм… Для средневекового города вполне большой даже, а не средний. Но кто знает.

Уложив вещи, Володя забрался на своё облюбованное место возле возницы и достал гитару. Играть на тряской дороге не очень удобно, но мальчик быстро приноровился. Неплохо получается, если, конечно, не пытаться достичь идеала. Как обычно, Аливия, заслышав игру, немедленно придвинулась ближе, не мешая и не прося что-нибудь спеть, но мальчику быстро надоело просто перебирать струны. Задумавшись, он наконец подобрал песню под настроение и запел… Джером чуть придержал лошадь и тоже стал слушать, хотя вряд ли что-нибудь понимал…

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…[5]

Граф Артон дослушал песню и посмотрел на Аливию. Некоторое время он размышлял, потом, переборов себя, обратился к девочке:

— Князь Вольдемар ведь обучал тебя своему языку?

Девочка явно испугалась разговора с высокородным, бросила умоляющий взгляд на Володю, но тот снова погрузился в размышления и этого не заметил.

— Да, — несмело ответила она.

— Можешь перевести, о чём песня? Я никогда такого ритма не слышал.

Услышав просьбу, девочка оживилась.

— Я там не всё поняла, некоторые слова не знаю, но если делать обычный перевод… — Аливия задумалась, прикрыв глаза, начала переводить по куплетам, причём там, где получалось, она даже подбирала рифму и размер, стараясь попасть в услышанную музыку. Она так увлеклась, что не заметила, как слушать её перевод стали все. Никто даже внимания не обратил, что лошадка, лишённая присмотра, остановилась.

— Это ты с первого раза запомнила? — удивился Володя.

— Ну да. Я всегда всё быстро запоминаю.

Логично, если подумать. Писать и читать тут мало кто умеет, а раз так, приходится запоминать, тренируя память, так что Аливия вряд ли исключение.

— Молодец.

— Только… а что такое «иуд»?

— Что?

— Это там… как там… «мы на роли предателей, трусов, иуд»… Что такое «иуд»?

— Это из легенд моей страны.

Чтобы было понятно всем, Володя коротко пересказал историю Иисуса и Иуды.

— Вот негодяй! — аж задохнулся от возмущения рыцарь. — Если бы я там был, я бы мечом показал, как надо относиться к учителю!

Володя рассмеялся:

— Вы сейчас говорите в точности, как один великий рыцарь моей страны. Только он ещё свой отряд хотел с собой взять. Но вряд ли вы сумели бы наказать предателя сильнее, чем он наказал себя сам.

— Ну нет! Вот двинул бы его мечом, тогда бы он всё понял! А так…

Мальчик покачал головой:

— Самые страшные кары те, которыми мы караем себя сами. Никакой палач не придумает наказание страшнее, чем накажет себя раскаявшийся человек, ибо его вина всегда будет при нём, и всегда будет напоминать о себе… И с этим жить… — Володя снова затих.

— У вас тоже есть такая вина? — понимающе спросил граф с необычайной для него проницательностью.

— Да нет, — вздохнул Володя. — Скорее та вина, которую я придумал себе сам. Я до сих пор не могу себя простить, что остался жив. Мама, папа, сестра… все погибли, а я жив. Понимаю, что ничего сделать не смог бы, но…