Уинтер-Энд

— Вы уже знали, когда оторвали голову от руля, что их жизнь закончилась, или еще питали надежду на то, что они живы? И кого вы ненавидели больше — водителя, машина которого налетела на вашу, или себя самого?

Пепельница ударяется в стену за его спиной, ее содержимое серым облачком разлетается по комнате. Только давняя выучка удерживает меня от того, чтобы перепрыгнуть через стол, схватить Николаса за загривок и впечатать его физиономию в стол. Вместо этого я просто выскакиваю из комнаты. Двое помощников шерифа смотрят на меня, но вопросов не задают.

Я даю себе пару минут на то, чтобы успокоиться, выдираю из стоящего в коридоре автомата банку кока-колы и возвращаюсь в допросную.

— Вернемся к нашей теме, — говорю я, садясь напротив Николаса. — Знали вы Гарнера или не знали? Имеете вы какое-либо отношение к пожару в «Святом Валентине» или не имеете? Были у вас какие-либо причины для ненависти к его служащим — Гарнеру, Анджеле Ламонд — или их не было?

— Люди типа Гарнера и этой медсестры злоупотребляли своим положением, мистер Рурк. Так что причины для ненависти к ним были у многих. — Он усмехается, однако его глаза холодно поблескивают. — Когда их время истекло, дьявол пришел за их душами, как приходит он и за другими, за теми, кто этого заслужил. Вам повезло с детством, мистер Рурк. Вы не были жертвой людей вроде них.

— А вы были?

Он хмыкает:

— Вы все еще ищете мотив, мистер Рурк? Закидываете приманку то туда, то сюда. Вы напоминаете мне мальчика, удящего — под присмотром любимого папочки — рыбу на озере Клэй.

— Перестаньте молоть чушь, Николас, и отвечайте на вопросы, черт бы вас побрал, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Расскажите о том, что произошло пятнадцатого. Где вы захватили Анджелу? На каком из участков Мэйсон-Вудса мы сможем найти ее одежду?

— Это становится утомительным, мистер Рурк.

— Возможно, но, если вы не начнете отвечать на мои вопросы, я брошу это дело и вернусь в Бостон, а вы сядете в тюрьму за убийство, на чем наше расследование и закончится. Вы этого хотите?

Николас вздыхает:

— Я хорошо понимаю ваше разочарование, однако мне нужно, чтобы вы довели это дело до конца. Так что отпустить вас я пока не могу.

Следующий вопрос я задаю несмотря на то, что уже знаю, каким будет ответ:

— Вы это о чем?

— Все, что здесь произошло, произошло потому, что так хотел я. Меня арестовали, однако давать показания я отказывался, и это заставило шерифа искать помощь на стороне. Вы специализировались по допросам сложных подозреваемых и дружили с шерифом Дейлом Тауншендом. Вы даже помогали ему в прошлом. К кому же еще было ему обратиться за помощью? Потом вы заинтересовались детским домом, обнаружили там специально оставленные мной следы и знаки. Прошли по моим стопам, нашли медальон, который я оставил для вас. — Его голос становится все более напряженным, хоть и негромким. — Я сказал, что ждал вас — и это действительно так. Теперь вы здесь и никуда не уедете, пока я не закончу с вами. Человеку так редко выпадает возможность рассчитаться за несправедливость и покарать тех, кто украл у него жизнь, которая принадлежала ему по праву.

Темные глаза Николаса горят, и я начинаю верить, что передо мной сидит сумасшедший.

— Стало быть, вы прибыли сюда именно ради этого, Николас? — спрашиваю я. — Чтобы покарать тех, кто погубил вашу жизнь?

— Не совсем так, мистер Рурк. Помните, я говорил вам, что некоторые поступки обращают людей в слуг дьявола и со временем он приходит за ними?

Я киваю, ощущая странную сухость во рту.

— Вот в этом-то все и дело. Я бы на вашем месте был очень осторожен, мистер Рурк. Потому что человек, который заключил сделку с дьяволом и ухитрился сохранить свою душу, — это большая редкость.

Тишина, повисшая в комнате, нарушается только шипением магнитофонной ленты. Мы сидим, глядя один на другого, и я пытаюсь понять, что творится под маской, за которой Николас укрывается от мира. Приехал ли он в Уинтерс-Энд, чтобы отомстить? Считает ли себя дьяволом или всего лишь его посланником? И то и другое представляется мне равно возможным.

В конце концов молчание нарушаю я:

— Почему я должен быть осторожным? Что я сделал?

— Если вы не ответите на этот вопрос сами, я за вас отвечать не стану, — по-волчьи оскаливается Николас. — Невозможно получить отпущение грехов, не покаявшись в них.

Я возвращаю ему его усмешку:

— Забавно слышать, как вы говорите о покаянии, особенно если учесть грехи, в которых признаетесь сами.

— Это какие же?

— Не убий, Николас. А вы убили Анджелу Ламонд, да, вероятно, и Генри Гарнера тоже.

Он качает головой:

— Медсестру я не убивал. Она уже была мертва.

Я вижу по его глазам, что к последней фразе прилагается не произнесенное «только не знала об этом». И пытаюсь заставить его произнести эти слова:

— Вот как?

— В определенном смысле ее судьба не отличалась от судьбы женщины с фотографии в медальоне. Ту тоже никто не убивал.

— Кто она, Николас? Она из местных? Как ее звали?

— Это вам придется выяснить самому.