Уинстон Черчилль

У Ллойд Джорджа мнение было определенным: “Его политическое прошлое естественно приводило в негодование его старых партийных товарищей. Он никогда ничего не делает наполовину, и когда он вышел из своей партии, он напал на своих прежних товарищей и осудил свои прежние взгляды с силой и едким сарказмом, дававшими себя долго чувствовать. Когда была объявлена война, национальная опасность вынудила все партии к временному перемирию, в котором на время была оставлены или забыты партийные чины и партийные распри. Но консерваторы не могли ни забыть, ни простить перехода Черчилля в лагерь их врагов, ни того, что он открыл по ним ураганный и смертельный огонь в тот самый момент, когда начался их разгром. Если бы он оставался верным сыном той политической семьи, в которой он родился и получил свое воспитание, то его доля участия в дарданельской неудаче была бы оставлена без внимания и другая жертва была бы принесена на алтарь народного гнева. Ошибки Черчилля послужили негодующим консерваторам превосходным поводом, чтобы наказать его за измену партии”.

Черчилль частично возлагал вину на премьера Асквита за то, что тот не соглашался опубликовать документы галиполийской операции - когда архивы адмиралтейства и военного министерства откроются публике, его подлинная роль в стратегии и дипломатии будет оценена объективно, историки найдут его действия разумными и обоснованными. Поклонники Черчилля вспоминали поговорку, пришедшую из древнего Рима: “Неблагодарность в отношении своих великих людей является особенностью сильных народов”. Внутренний инстинкт верно подсказал Черчиллю: следует отойти в сторону. В ожидании вердикта истории он направился на фронт в чине подполковника. (Клементина пошла работать на завод боеприпасов).

На фронте Черчилль ожидал получить бригаду, но ему предоставили в командование лишь батальон. Солдаты запомнили его как серьезного, сосредоточенного и яркого командира. Британская армия того времени все еще состояла из добровольцев - либеральная партия была против принудительного набора. Готовя свою часть к боям, Черчилль выявил то, что неизменно подкупает солдат - личную смелость, готовность рисковать жизнью. Он не был тем, кого называли “генерал из замка”. И все же он не привык терпеть поражения -ведь начиная с юности он шел по восходящей. Теперь единственное, что ому оставалось - это рисковать жизнью в грязи Фландрии.

На фронте Черчилль утвердился во мнении, что борьба в Европе будет длиться еще годы, это война на истощение. Теперь мы знаем, что в ноябре 1915 года император Вильгельм исключил для себя мир с Россией: “Теперь я не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад, даже если есть возможность заключить мир с Россией”. Огромные силы с обеих сторон держались прочно за свои позиции и это обеспечивало стабильность противостоянию. Но равновесие не могло сохраняться вечно. По крайней мере два обстоятельства будущего казались теперь Черчиллю непреложными: Австро-Венгрия перестанет быть великой державой и распадется на части; признание Британией и Францией русского права на Константинополь приговаривает Турцию к подобной же судьбе. Это означало, что через несколько лет Австро-Венгерская и Турецкая империи явят собой совокупность территорий, на которых Британии важно обеспечить свое влияние.

Удручали несчастья России. Пришедшему к власти Ллойд Джорджу восточная союзница виделась такой: “Все еще громадная Россия барахталась на земле, но таила колоссальные возможности, если бы она поднялась вновь, чтобы померяться с врагами остатками своей огромной силы. Но никто не знал, сможет и захочет ли она подняться. Она скорее была предметом гаданий, чем упований. Подавляющее превосходство по части людского материала, которое внушило союзникам такое ложноe чувство уверенности и вовлекло их в 1915 и 1916 гг. в авантюры, в которых человеческие жизни с беспечной расточительностью бросались в огонь боев, точно имелся какой-то неиссякаемый запас людей. - это превосходство теперь почти исчезло”.

Между тем во главе военной машины Германии становятся Гинденбург и Людендорф, только что покинувшие германо-русский фронт. Фалькенхайн, веривший в то, что ключи к победе лежат на Западе, был устранен. Новые лидеры, как и император Вильгельм, полагали, что “решение находится на Востоке более чем когда-либо”(слова Бетман-Гольвега). Возможно последним бликом военной славы России стало наступление Брусилова в июне 1916 года. Оно было неожиданным для противника - Брусилов рассредоточил свои резервы примерно в двадцати местах и дезертиры не могли сообщить неприятелю направление главного удара. С июня по август в плен было захвачено более 350 тысяч австрийцев, войска продвинулись почти на четыреста километров. Царская Россия в последний раз ощутила уважение и престиж в глазах союзников и противника. По мнению Ллойд Джорджа, “если бы у русских оказалось достаточно артиллерии, их неожиданное наступление могло бы решить судьбу войны.”