Уинстон Черчилль

Одной из причин победы было то, что у Черчилля был завидный дар порождать лояльность. Мы можем прочесть об этом, скажем, в мемуарах сэра Джорджа Моллэби, заместителя министра в кабинете Черчилля. “Всякий, кто служил где-либо рядом с ним, был предан ему. И трудно сказать почему. Он не был ни добрым, ни внимательным. Его не трогали наши дела. Он знал имена только тех, кто был очень близок к нему и едва ли позволил бы кому-либо войти к себе. Он не сдерживался в брани и жалобах. Он был требовательным выше разумных пределов и безжалостно критичным. Он выказывал те черты характера, которые обычно скрываются и которые отвратительны в руководителе. Однако не только он продолжал идти своим путем, но никто на самом деле не желал ничего иного. Он был необычным, непредсказуемым, воодушевляющим, оригинальным, стимулирующим, провоцирующим, яростным, уникально опытным, безгранично талантливым, полным юмора, готовым пошутить - почти все в нем было, что делает человека великим”.

* * *

Черчилль никогда не выступал с претензией, что демократия - это совершенная форма правления или наимудрейшая. “На самом деле демократия - наихудшая форма правления - если не учитывать того факта, что другие формы, которыми пользуются люди, еще хуже”.

Став снова премьером в 1951 году, Черчилль попытался остановить отлив истории, остановить падение мощи Британии. Черчилль, разумеется, участвовал во внутренней трансформации консервативной партии после войны. Он поддержал критически важную в этом плане “Индустриальную хартию” консерваторов 1947 года, призвавшую к широким социальным реформам (что и помогло консерваторам вернуться к власти в 1951 году). Но, как писал автор указанной хартии Р.Батлер в мемуарах, “конструктивная часть его (Черчилля) ума всегда принадлежала международной сцене, а не вопросам хлеба и масла”. Проблемы империи, место Британии в мире волновали его более всего.

Что было дорого Черчиллю, во что он верил? Он был вдохновенным певцом своей страны, ее истории и славы. Пожалуй, концентрированное выражение пафоса Черчилля дано в описании деяний его предка-герцога Мальборо, сокрушившего притязания Людовика-Солнца на европейскую гегемонию. “Благородный колосс Франции лежал распростертым в пыли, в то время как маленький остров начал создавать империи в Индии и Америке, лишая Францию и Голландию их колониальных владений, становясь хозяином Средиземноморья, проливов и океанов, утверждая свои законы и свое понимание свободы, свое образование и литературу, которые стали сегодня достоянием всей человеческой расы. Это чудо было создано совместными усилиями жителей острова и их благородных иноземных друзей. Мы обязаны нашим спасением упорной независимости палаты общин и ее создателей, аристократии и джентльменов из провинции. Мы обязаны нашим смелым морским капитанам и качествам британской армии. Мы обязаны внутреннему здоровью и энергии политических концепций, порожденных гением английской расы”. Этот гимн говорит ради чего Уинстон Черчилль жил и сражался. В Англии он видел защитницу человеческих свобод, опору гуманизма и просвещения. Другие могли думать иначе, но Черчилль никогда не подвергал сомнению свое кредо.

Черчилль был бы одиноким борцом с ветряными мельницами, если бы его представление об Англии, благожелательной, щедрой и достойной своего богатства, не разделяли миллионы его соотечественников, которые как и он читали Гиббона и Маколея - среди ушедших поколений историков, Дж.Грина, Дж.Тревельяна и сэра Артура Брайанта среди современников. Так же как Черчилль думало в период опасности и все население острова — в этом была его сила. В 1930-х годах Черчилль обращался к премьер-министрам Болдуину и Чемберлену: “Говорите правду английскому народу, это крепкие, прочно созданные люди… Если вы скажете им определенно, что происходит, вы гарантируете себя от жалоб и упреков тогда, когда они освободятся от своих иллюзий”. Черчилль верил в стойкость английского народа, и в час самых суровых испытаний народ и его лидер оказались на высоте исторической необходимости. В 1940 году Англию повел за собой человек, который мог увидеть призрак надежды в беспроглядном мраке, чье мужество шло и от рассудка и от коренных национальных убеждений. Исайя Берлин, философ из Оксфорда, однажды заметил, что Черчилль 1940 года был лидером, который “излучал свое воображение в свою волю на соотечественников”, идеализируя их “с такой интенсивностью, что в конечном счете они приблизились к его идеалу, и начали видеть себя такими, какими он видел их”.