Читаем Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств полностью

Впрочем, похожий литературный образ «певчей птицы «quier» в виде иносказания нашёл отражение в пьесы Шекспира Цимбелин», акт 3, сцена 3, line 1647—1648: «We make a quire, as doth the prison'd bird And sing our bondage freely», «Мы принуждаем певчую, как сделаем — тюремной птицей, и свободно воспеваем наше рабство».

Слово «quiers» елизаветинской эпохи по истечению времени в современном написании «quirister», «квиристер» — это хорист, певчий в церковном хору (множ. ч. «quiristers», «квиристеры»).

Примеры:

1612, Майкл Дрейтон, (Michael Drayton, Poly-Olbion, song 13 line 28—29):

«Upon the highest spray of every mounting pole,

Those Quiristers are pearcht with many a speckled breast» )line 28—29).

«На самой высокой точке каждого монтажного столба

Эти певчие имеют множество крапчатых грудок перламутром» (28—29).

1988, Алан Холлингхерст, (Alan Hollinghurst, The Swimming-Pool Library, paperback edition, London: Penguin, OCLC, page 110):

«You are a tweake, aren't you, Nantwich?» — said Morgan, — a fat, ugly, Welsh quirister, reviled by the others but being allowed, too, into the menacing conpiracy against me. «Ты придурок, не так ли, Нантвич?» — вымолвил Морган, — толстый, уродливый валлийский певчий, которого остальные поносили, но которому тоже разрешили участвовать в угрожающем тайном сговоре против меня).

(Shakespeare, William (1609). «Shake-speares Sonnets: Never Before Imprinted. London: Thomas Thorpe).

Но риторическая аллегория одного из героев пьесы Белариуса будто неким «магическим» способом, оказалась необычайно знакомой — буквально до боли нам живущим в 21-м веке!

После прочтения крылатых строчек, написанных «золотым» пером гения: «...then was I as a tree whose boughs did bend with fruit: but in one night, a storm or robbery, call it what you will, shook down my mellow hangings, nay, my leaves, and left me bare to weather «...тогда я был подобен дереву, чьи ветви были прогнувшимися от плодов; но только за одну ночь, шторм иль ограбление, называйте это, чем вы пожелаете, и оставило меня потерпевшим от непогоды» или, «we make a quire, as doth the prison'd bird, and sing our bondage freely», «мы принуждаем певчую, так как делаем — тюремной птицей, и свободно воспеваем наше рабство» осталось впечатление, что эти строки были написаны вчера.

Впрочем, бард, написавший эти необычайно выразительные строки подразумевал под образом свободной «певчей птицы» конкретных людей, живших в условиях авторитарного правления «елизаветинской» эпохи.

Хочу обратить особое внимание на непримиримую и жестокую критику пьес и сонетов Шекспира нобелевским лауреатом, писателем Бернардом Шоу в его публичных язвительных заявлениях «об отсутствии обличения социальных проблем в пьесах Шекспира». Которые после прочтения этого фрагмента пьесы «Цимбелин» звучат, как жалкое скрежетание зубами в порыве приступов «чёрной» зависти.

Впрочем, предлагаю возвратиться к семантическому анализу сонета 73 рассматривая, поражающие воображение читателя литературные образы и риторические приёмы.

Но при рассмотрении второго четырёхстишия для охвата всего богатства литературных приёмов, строки 5-8 следует читать вместе, поскольку они входят в одно многосложное предложение.

«In me thou seest the twilight of such day

As after sunset fadeth in the west,

Which by and by black night doth take away,

Death's second self that seals up all in rest» (73, 5-8).

«Во мне ты увидишь сумерки — такого дня

Как будто исчезающего на западе после захода солнца,

Который мало-помалу унесёт ночь чёрная (маня),

Второе «Я» смерти, чтоб всё в покое запечатать (до конца)» (73, 5-8).

Впрочем, Шекспир показал себя, как непревзойдённый мастер раскрытия образов «любви» и «смерти», но использование этих образов было таким, что при всём своём многообразии они не повторялись автором — никогда.

В строках 5-6, повествующий бард, используя паттерн сопоставил скоротечность жизни со световым днём: «Во мне ты увидишь сумерки — такого дня, как будто исчезающего на западе после захода солнца».

Итак, строка 6 сонета 73, имеет образную связь с строкой 8 сонета 33. Сравнивая риторическую модель первого четверостишия со вторым, можно отметить характерную особенность, что повествующий в начале сонета описывает юноше, адресату сонета об созерцании в нём, поэте, сезонов года: «Чтоб время года ты смог созерцать — во мне». Но ниже в строке 5 начала второго четверостишия переходит на более короткий промежуток времени, — день. Этот литературный приём «аллегорического сжатия времени» создает ощущение ускорения времени, которое является присущим для людей зрелого возраста и на склоне лет.

При переводе на русский в начале строки 6, мной не случайно был применён оборот речи: «Как будто исчезающего…» такого дня. Дело в том, что, работая с шекспировскими литературными образами и приёмами счёл необходимо важным подчеркнуть очевидную иллюзорность материального мира, в том числе и времени, таким образом обогащая текст перевода на русский, категориями присущими мировоззренческой позиции автора сонета.

Перейти на страницу:

Похожие книги

MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии