Углич

Под иконами, по обычаю, теплились неугасимые лампады, а при совершении молитв и служб горели восковые свечи в больших и малых образных подсвечниках, или шандалах, литых, ввертных, кои ввертывались в иконостасе перед каждой иконой. В обыкновенное время свечи горели простые, а по праздникам, особенно на Святой, фигурные зеленые и красные, составляемые из окрашенного воска, или расписанные красками, обыкновенно киноварью и суриком, также густо вызолоченные или высеребренные.

Перед иконостасом стояли книжные налои для чтения, глухие или разгибные, украшенные резьбой, золоченьем и расписанные красками, глухие со скобками по бокам для подъема.

При молебных поклонах употреблялись также поклонные скамейки или поклонные колодочки, обитые красным сукном с позументом или червчатым кизылбашским бархатом. На эти скамейки и колодочки клались земные поклоны.

В Крестовой, в числе разных богомольных предметов, не последнее место занимали четки и лестовицы, лесенки, «по которым кладутся поклоны». Лестовицы были обыкновенно ременные, а иногда костяные, набранные по атласу. Четки также были ременные или снизывались из зерен деревянных, костяных, янтарных, каменных и т. п., на шелковых снурках или поцепках, с пронизками, промежками, прокладинами или прокладками из других мелких зерен и с кистями. Иногда они также набирались на атласе или бархате.

Изделием деревянных и костяных четок занимались дворцовые токари, и делали их большей частью из кости рыбьего зуба, моржовых клыков. Особенно знамениты были четки соловецкие и кирилловские, также троицкие, и некоторых других монастырей.

Много шелковых и деревянных четок привозили греческие старцы, отчего четки назывались греческими.

Когда оканчивались молитвы или служба, то иконы, особенно местные, задергивались тафтяными завесами на колечках, для сохранения от пыли и ради всякой чистоты и вообще из-за благочестивого приличия или благовония, не дозволявшего в жилой комнате в обыкновенное время, ввиду житейских дел, оставлять молебную святыню открытой.

Глава 2 ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Девушки, как и по всей Руси, на святую Троицу не работали. Оставив прялки и шитье, они сидели на лавках и, под присмотром жены приказчика, рассказывали по очереди сказки. Ульяна чутко бдила. Упаси Бог какое-нибудь непотребство в сказках услышать! Они ведь всякие бытуют: и озорные, и с любовными утехами и крамольные. Сказки-то чаще всего от черни исходят, и каких только прикрасок они не добавят!

Сенные девушки об этом ведали и рассказывали сказки хоть и веселые, но благопристойные.

Когда очередь дошла до Полинки, она молвила:

— Прости, Ульяна Даниловна, но я все сказки запамятовала.

— Да как же так, голубушка моя? В Рождество Христово ты три сказки нам поведала. А что же ныне?

— Не ведаю, Ульяна Даниловна. Запамятовала.

Ульяна все последние недели примечала: трудится Полинка всё также исправно, а в очах ее затаенная грусть. Украдкой вздохнула: никак по князю скучает.

Не обманулась Ульяна: Полинка очень скучала по своему Михайле Федоровичу. Еще в сечень заторопился из покоев и надолго пропал. Куда исчез и где он ныне — никто доподлинно не ведает. Всякое говорят, но всё больше про охоту. Но неужель столько времени можно в лесах охотиться? Что-то не верится. Всего скорее, забыл Михайла Федорович свою Полинку и умчал куда-нибудь в дальнюю сторонушку. И не только ее из головы выкинул, но и нашел себе новую забавницу.

Сумрачно на душе Полинки. Девки весело смеются, а ее никакая развеселая сказка не трогает. Надо бы в сад попроситься. Ульяна Даниловна, чай, не откажет: праздник всё же.

Из сеней по лесенке послышались шаги. Дверь распахнулась, и в светелку вошел Русин Егорыч.

Девушки поднялись с лавки, поклонились в пояс.

— С пресвятой Троицей вас, девки.

— И тебя с Троицей, Русин Егорыч… Дай Бог тебе доброго здравия и многолетия, — ответила за девок старшая из них, Наталья.

Приказчик глянул на Полинку, поскреб перстами густую каштановую бороду и степенно произнес:

— Углицкие мастера дарят тебе, Полинка, за твои искусные изделия свою искусную работу.

Девки от удивления рты разинули. Даже Ульяна Даниловна ошарашенно посмотрела на супруга. Да что это деется, пресвятая Богородица! Чужие мужчины в девичьей светелке! Никак супруг умом тронулся.

Первым вошел в светлицу Андрейка с шандалом в руках. Он сразу узнал Полинку и так покраснел, как будто его лицо червленой краской вымазали. Он забыл обо всем на свете.

Стоявший обок Богдашка, подтолкнул друга локтем, и тот опомнился, вспоминая слова, кои он должен сказать:

— Прими сей скромный дар, златошвейка Полина, от мастеров углицких..

Полинка недоуменно глянула на русокудрого молодца, поклонилась и приняла шандал, сразу же залюбовавшись превосходной работой.

— Благодарствую, — и вновь поклонилась.

— А теперь в мои покои, ребятушки, — тотчас молвил приказчик.