Углич

— У нас безвыходное положение, государь. Если мы не отдадим Белсьского, то буйная чернь разобьет ворота и хлынет в Кремль. Сие кончится страшным бедствием, — молвил князь Мстиславский.

— Простите, бояре, но выход есть. Надо выслать Бельского из Москвы и народ утихомирится, — подала свой голос всегда спокойная и уравновешенная супруга Федора, Ирина.

— Истинно, Иринушка. Умница ты моя, — обрадовался предложению жены Федор. Он безмерно любил свою ласковую и нежную супругу, и во всем ей доверялся.

А тем временем Богдан Бельский, устрашенный злобой народа, кинулся спасать свою жизнь во дворец царя, где и услышал «боярский приговор», кой огласил Никита Романович:

— Моли Бога, Богдан Яковлевич, чтобы народ оставил тебя в покое. Надлежит тебе спешно уехать в Нижний Новгород. Там перед Великим постом воевода скончался, вот и заступишь на его место. О том мы народу и изъявим.

Удрученный Бельский стал чернее тучи. Все его честолюбивые мечты рухнули в одночасье.

Бояре вновь вышли к народу и изъявили «волю царя Федора». Народ воскликнул: «Да здравствует царь!» и мирно разошелся по домам.

Глава 10 КОЗНИ БОРИСА

После ссылки Богдана Бельского на душе Бориса Годунова по-прежнему было неспокойно.

Бельский в опале, но подле трона остались Шуйский, Мстиславский да Никита Романович Юрьев. Дядя царя благоволит к нему, Борису, но его одолевают хвори. Всё чаще и чаще он думает о загробном царстве. И о молодых сыновьях своих неустанно печется:

«Вверяю тебе детей своих, Борис Федорыч. Оберегай их от недругов, наставляй к доброму житью и люби, как отец. За то воздастся тебе от Бога».

Клятву дал, целовал крест:

«Сберегу и взлелею сынов твоих, Никита Романович, до смертного одра не оставлю».

Боярин прослезился, облобызал.

«Верю тебе, Борис Федорыч. Умру спокойно».

В большом недуге Никита Романович, долго не протянет. Хоть и жаль, но с его кончиной царевых опекунов поубавится. Останутся Иван Шуйский да Иван Мстиславский. Рюрикович да Гедеминович! Нет могущественней родов боярских. Этих здоровьем Бог не обидел, в силе высокородцы. А за ними всё боярство. Тяжко попечителей оттеснить от трона, зело тяжко! Время нужно, а покуда надлежит с обоими ужиться. Усыпить, ублажить бояр, сладким пирогом рот заткнуть.

И не день, и не два думал Борис Федорович, как боярство к себе притянуть, а потом пошел к Ирине. После продолжительной беседы, оба направились к царю.

— Государь, — начал Годунов, — привели меня к тебе дела державные.

Царь протяжно вздохнул: страсть не любил «дела державные!» Был он скудоросл, опухл, с ястребиным носом; по землистому, одутловатому лицу как всегда блуждала кроткая безжизненная улыбка; говорил Федор Иванович тихо и ласково, ходил нервной старческой походкой; руки его тряслись, спина горбилась, глаза слезились.

Годунову невольно вспомнились слова Ивана Катырева-Ростовского, высказанные им о царе в присутствии бояр: «Благоюродив. Ни о чем попечения не имеет, токмо о душевном спасении».

«Прав Катырев. Федору не на престоле сидеть, а в келье иноческой», — усмехнулся про себя Борис Федорович и продолжал:

— Русь устала от войн, боярских раздоров и злых судей. Покойный батюшка твой, государь Иван Васильевич, посадил в города и уезды своих воевод и наместников. Но люди те с бывшего Опричного двора, правят и судят неправедно. Кругом лихоимцы и вымогатели. Народ недовольствует.

— Так что делать-то, Борис Федорыч? Как к тишине и покою призвать? — вопросил Федор Иванович.

— Твоими указами, государь. Полагаю, надлежало бы сместить по всей Руси неправедных воевод и судей. На их же место послать людей бескорыстных и честных, дабы всякое зло пресечь и народ успокоить. А чтоб без поборов было чем кормиться, увеличить тем людям поместья и жалованье. Будет ли на то твоя воля, государь?

— То дело богоугодное. Пиши указ моим царевым именем… Всё ли у тебя Борис Федорыч? Пора мне в палату крестовую, — устало молвил Федор Иванович.

— Дозволь, государь, еще тебя на малое время задержать, — поклонился Борис Федорович.

— Глаголь, боярин, — вновь тяжело вздохнул царь.

— Государь Иван Васильевич на многих бояр положил опалу. Сидят они по ссылкам да по темницам.

— Жаль мне оных сирот, Борис Федорыч. Помолюсь за них перед владыкой небесным.

— Помолиться не грех. Однако ж, не разумнее ли, государь, простить бояр и вернуть им поместья и вотчины?

— Прощение лучше темницы, Борис Федорыч. То одна из Божиих заповедей. Пиши указ моим царевым именем. Пойду я, боярин…

Боярство и вовсе воспрянуло: на Руси возрождались дедовские порядки. Но отношение к Годунову мало в чем изменилось. Он продолжал оставаться на второстепенных ролях: боярство по-прежнему относилось к шурину Федора с большим недоверием.

Сам же Борис с нетерпением ожидал венчания царя.

Оно состоялось 31 мая 1584 года. В сей день, как рассказывает летописец, «на самом рассвете сделалась ужасная буря, гроза, и ливный дождь затопил многие улицы в Москве, как бы в предзнаменовании грядущих бедствий; но суеверие успокоилось, когда гроза миновала, и солнце воссияло на чистом небе».