К счастью, путь до Тира оказался недолгим, зато прибытие вышло не сказать, чтобы очень уж приятным. Я вообще весьма остро реагирую на запахи, а уж когда в нос шибает таким букетом, каким нас встретила гавань, впору противогаз надевать, только где его тут возьмешь? Пришлось в качестве паллиативной меры прикрывать лицо плащом, что дало повод к новым шуткам в мой адрес. Судя по всему, мои спутники решили, что я окончательно прониклась духом Востока и решила прятать лицо свое, открывая его только господину и повелителю. Вот интересно, неужели местные на додумалсь хоть как-то раковины прополаскивать? Я просто не понимаю, как они в таком зловонии жить могут, да еще детей с малолетства к этому приучают. Непостижимо!
Царский дворец, честно говоря, тоже произвел на меня впечатление весьма сомнительное. А тут еще у царя оказалось имечко, вызывавшее из памяти незадачливого журналиста Хирама Бурмана из «Золотого теленка». Но от души прокомментировать это обстоятельство мне так и не дали. Мои спутники сначала зашипели что-то про соблюдение дворцового этикета, потом пришел какой-то старый зануда, долго выяснявший у Иттобаала подробности арвадского животноводства, и только после этого мы наконец получили доступ к заветным листкам.
Что-то чем дальше, тем меньше и меньше была мне симпатична эта француженка без тормозов. Впрочем, спутник ее тоже тот еще типус был, не понимаю, как она вообще могла с ним спать? Даа, не повезло древним угаритянам, хорошо еще, что этот термоядерный дуэт всего одну страну погубил, а не всю местную цивилизацию, с них сталось бы. И не сиделось ей на месте! Вот чего, спрашивается, ее на Кипр унесло? А Бен тоже хорош, нет, чтобы приглядывать за девицей, раз она такая дурная, взялся свои делишки устраивать. Ну и поплатился за дурость свою… Сказала бы я, что так ему и надо, но вместе с ним пришлось расплачиваться и совсем неповинным людям, а этом не категорически не нравилось. Я кипела и шипела, как раскаленный самовар, но занятые своим разговором мужчины на меня не обращали ни малейшего внимания, не давая мне вставить даже самого малеййшего комментария. Можно подумать, они меня тут переводчицей наняли, вот еще!
Наконец перевод мой закончился, Венька взялся за записки Бена, а я наконец воздала должное восхитительным фруктам в меду. Раз эти важные дядьки считают меня бессловесной и бесправной женщиной, ну и пожалуйста, буду вести себя как ихним дамам положено! А они пусть все проблемы обсуждают сами, без моего участия.
Венька бубнил что-то скучное (нет, все-таки Бен был удивительным занудой!), глаза мои слипались, комната постепенно закружилась и поплыла, качаясь, как корабль на мелкой волне. Но тут голоса неожиданно смолкли, Венька дернул меня за руку и начал с хозяевами прощаться. Это что значит, мы дальше совсем одни отправимся, и даже Иттобаал нас сопровождать не будет? Мне внезапно стало очень тревожно и неуютно, но Веньке этого показывать нельзя было ни за какие коврижки. Посему я распрощалась как вежливая девочка и неспешно вышла следом за Венькой на неуютную улицу. В носу пощипывало то ли от ветра, то ли от подбирающихся слез, я резко заморгала и вдруг увидела, как замер и напрягся Венька, прислушиваясь к разговору совершенно посторонних людей.
– Вень, что там такое, ты чего? – окликнула я его, но он только сделал нетерпеливый жест, дескать, не мешай, и внезапно сам присоединился к разговору.
О чем они так оживленно беседовали, я толком не понимала, потому что с детства привыкла не слушать того, что мне не предназначается. Но совершенно остолбенелое выражение Венькиного лица, да еще слово Ерушалаим заставили меня насторожиться. Что тут такое происходит, в конце то концов? Мы что, снова оказываемся в зоне арабо-израильского конфликта?
Честно говоря, древнюю историю я толком никогда не знала, меня вечно сбивали с толку эти племена и колена с непроизносимыми названиями. Поэтому все те места, по которым мы столько времени бродили, ничего особенного мне не напоминали. Ну город и город, деревня и деревня, мало ли чем они в свое время прославились? А вот с Иерусалимом появлялась уже зацепочка конкретная, это мне уже было более-менее знакомо и понятно.
– Вень, что они такое говорят? Какой царь Давид, это который Микельанджело из Пушкинского музея? Который Голиафа того?
От волнения я, кажется, пропускала слова и вообще тарахтела как из пулемета. Венька нахмурился, но в глазах его явно таилась радость пополам с остатками недоверия.
– Помолчи, Юль, дай мне все у них выяснить, – попросил он, вновь разворачиваясь к собеседникам. – Но, кажется, это действительно он.