Удержи меня

Эрика пару минут удивленно наблюдала за процессом, прежде чем решиться подать голос:

– Они не влезут.

Услышав ее, Макс замер. Эрика видела, как напряглись его плечи. Снова появилось желание убежать и спрятаться на кухне, как раньше, когда его поведение становилось невыносимым.

– Куда тебе их положить? – В первый миг показалось, что она ослышалась.

– Что?

Он обернулся, и Эрика заметила, как сильно Макс покраснел.

– Куда их положить? – повторил он.

Она стояла с открытым ртом, не в состоянии вымолвить ни слова.

Поняв, что ответа не дождется, Макс просто начал переставлять игрушки, полностью освободив три нижние полки стеллажа, и расставив там все, что минуту назад пытался запихнуть на одну.

Поверить в то, что видит, было сложно. Неужели он делал это для нее?

– Вот.

Это короткое слово вывело Эрику из задумчивости. Она по-прежнему не понимала, как себя вести.

– Можешь брать, – добавил Макс, видя ее нерешительность, после чего оставил одну.

Произошедшее поразило – Макс не орал, не толкался, выделил больше игрушек. Эрика улыбнулась. Это был момент, когда вновь появилась надежда, что они все же смогут подружиться.

Глава вторая

Рождество в семье Уокеров ничем не отличалось от предыдущих. Праздник, если это можно было так назвать, начинался за несколько дней до собственно Рождества с прихода профессионального фотографа, чтобы сделать несколько дежурных снимков, которые мать потом публиковала на своем официальном сайте. Макс не сомневался, что те окажутся красивыми и сумеют показать всем желающим идеальную семью. А другой у сенатора Кэролайн Уокер и быть не могло. И вряд ли кто-то станет приглядываться, чтобы заметить правду: грустные глаза мальчика, отстраненность родителей. Не семья, а трое людей, собирающихся вместе по значимым поводам.

Обмен красиво упакованными коробками, открывать которые они на самом деле будут позже, прошел под слепящие вспышки камеры и сопровождался серией фальшивых улыбок.

– Улыбайся шире, Макс, – наставляла мать.

Двадцать пятого декабря они вновь собрались рядом с идеальной дизайнерской елкой. Уже который год ее в доме Уокеров наряжал специально приглашенный для этого человек без участия кого-нибудь из членов семьи. Смысла тратить время и делать самим, если специалист очевидно справится лучше, миссис Уокер не видела. Игрушки закупались ежегодно под заранее согласованный матерью проект, а после отдавались в школы или детские дома. А так любимые Максом елочные игрушки, принадлежавшие еще дедушке Питеру и бабушке Хелен, родителям матери, уже несколько лет пылились на чердаке.

После смерти деда елку они сами больше не наряжали.

– Это старье вышло из моды еще во времена моей молодости, – мать презрительно указала на принесенные Максом коробки с игрушками. – И вообще, скоро приедет мистер… как там его… Не важно. Он и нарядит елку.

– Но почему? – Макс не понимал, что происходит.

– Не хочу тратить на это время.

– Но в прошлом году ты же помогала наряжать?

– Только из уважения к отцу, – откликнулась Кэролайн.

– А я? А как же я? Я так ждал! А меня ты не любишь что ли?

Вместо ответа Кэролайн подошла и молча дала сыну пощечину. Макс не знал, как смог не разрыдаться на глазах у маминого помощника и слуг, которые в этот момент устанавливали елку. Но урок был усвоен. Больше он подобных вопросов не задавал.

С тех пор за несколько дней до Рождества Макс залезал на чердак, выбирал несколько игрушек и украшал ими собственную спальню и игровую.

В этом же году пришлось ограничиться спальней – боялся, что Эрика может что-то разбить. А каждая из этих пусть старых и немодных игрушек была слишком дорога – немногое, что сохранилось после смерти деда. Часть его личных вещей была отдана на благотворительность, что-то выкинули за ненадобностью. Мать Макса вообще не отличалась сентиментальностью и не видела смысла, как она выражалась, «захламлять дом». Даже удивительно, что старые игрушки до сих пор не постигла та же участь. Они лежали в обычных картонных коробках, ожидая Макса. В прошлом году он выбрал голубые и зеленые шары с нарисованными серебряными снежинками. В этом – местами потертые шишки, якобы припорошенные снегом.

Глядя на них, Макс все больше думал о Питере Карлайле как о единственном человеке, которому был нужен и, наверное, единственном, кто его действительно любил.