— И стены, — добавил боярин, — даже каменные. Опосля того как слухи про Белёв до меня дошли, мы людишек князя подкараулили и вона смотри что, — боярин выложил на стол грубоватый обрез, газыри и пороховницу. — Тюфяк то, только малый. Людишки те многое сказывали, добро пыточники мои их калёным железом потчевали. Сие дробовиком, зовут. У Мстислава есть и длинные мушкеты, и малые трубы, пистоли. А те, что на колёсах и водоходах стоят, мортирками кличут. Главное же, зелье, прахом его кличут. Он ссыпал малую горсть на стол и, поднеся свечу, поджёг, отчего та вспыхнула яркими искрами и густо задымила. Калита невольно закрыл глаза.
— Сим зельем и рушит стены. А про ведовство сказки. Чернецы сие выдумали. Доносили воеводы, что на войне меж франками и англами таковой прах сыплят в трубы железные и стрелами бьют, крепко.
Глаза у Калиты зажглись. Он вскочил и схватил боярина за грудки:
— Остафий! Что хошь делай, но сие зелье добудь! Мы с ним такое устроим!
— Княже, княже, нету в нём тайны. Воеводы сказывали, что в Булгаре и в Хаджи-Тарахане видали такие трубы. Зелье же сие делают из серы желтой, угольев и соли индийской, что персидские купцы два десятка летов через наши земли в Новгород возят. Вот только у Мстислава зелье куда крепче персидского и на просо похоже, а тама мякина. Видать искусника большого завёл. Может и из самой Юань.
— Что хошь делай, но искусника сего мне доставь! Не выйдет у Мстислава, у персов выспрашивай. У нас тама трое бояр баклуши бьют попусту, вот пусть и разузнают.
— Сделаю, княже, — Остафий открыл было рот, но говорить не стал и глаза опустил.
— Чего мнешься аки девица на выданье. Сказывай!
— Людишки те ешо сказывали, будто у Мстислава в острожке уклада доброго видимо невидимо не сотни, не тысячи, десятки тысяч пудов! Механикусы огромадные, в коих десяток быков брёвна из уклада крутят тянут нити из железа аки ковали из злата, молоты огромадные бьют кольца кольчужные, полосу и прутки во множестве великом! Ежели так то многие тысячи воев с того уклада одоспешить можно. Укладом же сим Мстислав не торгует, но с чернецами меняется на жито, рыбу и прочую снедь.
— Что-о-о-о!!! — Калита вскочил, откинул трон назад и схватился за меч.
Боярин схватился за руку, удержал князя:
— Иван Данилович, богом прошу. Успокойся, может сказки то, может пронесёт ешо. Надобно людишек в его острожек заслать, проверить прежде, а после и думу думать.
Калита тяжело дышал, разом опрокинул в себя кубок вина и тяжело опустился на скамью, ослабив ворот.
— Душно мне что-то, Остафий.
— Эй! Ставни откройте! И водицы колодезной несите. Немедля! — крикнул боярин слугам. — Испей водицы холодной, володарь, — боярин поднёс братину с родниковой водой. — Невелика птица, найдём мы на него управу.
— Да плевать мне на ту птицу! На Переяслав плевать! Но ежели он моё железо перебьёт… Понимаешь, что будет то?! Усё, что многие лета собирал, усё, что сынам оставил, собаке под хвост пойдёт. Москва стоит на зерне суздальском, ярлыке великом и укладке персидском, а последний куда важней. Так! — князь встрепенулся. — Куды, говоришь, его насады идут?
— На Онего-озеро, надёжа.
— А что ему тама надобно?
— Не ведаю.
— Не иначе Новгород подбивать будет... В Нижний ужо не успеем, в Ярославле зятёк всё одно назло сделает, — Калита поморщился. — Вот что, в Кострому гонцов шли. Вели караван Мстислава дотошно смотреть, мыта взять втрое больше и главное, зелье ищите с трубами…
— Не круто ли забираем?
— В самый раз.
В палаты вошёл ещё один ближник Калиты боярин Протасий Фёдорович и в пояс троекратно поклонился. Калита кивнул чашнику и всем разнесли вина.
— Добры ли вести принёс, Протасий?
— Ужо и не знаю, князь. Боярство московское бурлит. Вотчинники на дыбы встали. Тарусские донесли весть, будто князь из глуховских, Мстислав Сергеевич от пояса родовитого Белёвского боярина Берислава отрешил. Усадьбу пограбил, а самого аки пса помойного повесил на торге, ещё и хоронить седмицу запретил.
Калита глянул на Остафия. Тот пожал плечами и ответил:
— Прежде сказывал тебе про то.
— В просинец[i] хотят собрать в Звенигороде большой Боярский сход.
— Боярский сход? — искренне удивился Калита. — Такого со времён Бату не случалось, — он вопросительно посмотрел на Остафия.
— Верно, батюшка, так и есть.
— И чего же они хотят?
— Известно чего, дружины собрать и князя извести, ибо не бывало такового на Руси прежде.
Иван Данилович усмехнулся, повеселел:
— Ишь, как их скрутило. Гоголем ходили, а як жареный петух в зад клюнул, разом заголосили, сход-сход! А вот что, езжайте как вы на сей сход и Терентия Ртища с собою берите. Главное, поболе слухов пускайте про то аки Мстислав боярскую честь порушил. Особливо елея вотчинникам лейте в уши, а служилым и МОИМ боярам наказывайте на сходе том быть, но воев не давать.
Оба боярина ошарашенно посмотрели на Калиту:
— Как же так, кормилец?!
Кремль времён Калиты
[i] Январь
Неповоротень— старинное слово. Медленный, мешковатый и неуклюжий.
Листопад, он же грязень, он же свадебник — октябрь.