И люд не хуже устроился. На плоте один-два десятка поселенцев, но опосля Белёва ешо прибавилось. Живём аки в избе. Есм окна и двери, а в клетях сетка подвешена, на которой и спят мужики, по очереди. Бабам же и деткам, полати положены деревянные. Есть и печка железная, а вот еду не готовим. При каждом водоходе своя кухня имеется, от неё то кошт всем и развозят. Шли бойко, весело с песнями. Каждый своё место знал. Ветрилом навострились орудовать, нехитро дело. Знай себе шоблу по ветру держи, да веревки вовремя тяни. Мыта проходили споро, а татей и вовсе не видала. Не дураки на такую силищу лезть.
От благих мыслей Буяна отвлекло какое-то движение у берега. Один-два-три-четыре. Они считал множащиеся точки и очень быстро понял на кого они нацелились. Волга здесь круто изгибалась и тати напали аккурат когда половина каравана с охраной скрылась из вида. Вскоре он увидел и новые лодки
— Накаркал! Ох же выпоротоки!
— Буян, ты на кого лаешься то? — выспросил его кормчий.
— Тати! только и крикнул. Схвативши "ракетницу" рванул что есть силы шнурок и «стрела», отставляя за собою ярко-зеленый свет, дугой взмыла в небо, а вскоре такие же взлетели и с других плотов. Закусив от волнения губу, Буян сбежал вниз, окликнув по дороге мужиков и закричал истошно, — Мортирку на правый борт! Быстрей! Быстрей! Ящики в сторону. Экие вы неповоротни!
Поднатужившись, Буян схватил третью кассету и припустил. Мужики же, подбежав к станку, выдернули шкворень и на колёсиках потянули его на другой борт. Там разом опустили в гнездо, а Буян надставил сверху кассету. Взглянул в крестовину прицела, винтом поднял платформу и запалил фитиль. Бахнул пристрелочный, одним стволом. Промазал, но по всплеску он поправил прицел и на это раз дал залп целой кассеткой, тремя стволиками.
Бух... и на малом насаде упало несколько разбойников, раздались крики. Ход на этом замедлился, но прочие стремительно сближались.
Буян на автомате зарядил стволы, дёрнул запал и снова выстрел. На этот раз картечью, полноценный со всех трёх кассет по очереди. Бум-бум-бум и разлетевшиеся конусом картечины снесли с лодки большую часть разбойников. Немудрено, они ведь вплотную подошли, а на таком расстоянии промахнуться только спьяну можно.
— Буян! Буян! — закричали ему, — Ракетки! Ракетки пустили. Одна червлёна, а друга зелёна.
В горячке боя Буян не сразу понял о чём речь, а когда сигнал продублировали мигом сообразил и приказал открывать ящик с красной полоской где хранились гранатки с хвостовым оперение. Достали те, что с двумя полосками, насадили на ствол и в дело. Он такими всего разок стрелял в Лещиново и прекрасно знал, что произойдёт дальше, а Прохор, тьфу ты, князь, наказал не болтать до поры и сии гранатки лишь при нужде крайней ставить.
Бух, и с тихим шипением бомбочки неспешно взмыли в небо, издавая отвратительный, режущий слух звук. Словно комар какой, около уха вьётся. Описав в небе широкую дугу, они разорвались сотнями горящих капель, которые, оставляя дымящий след, обрушились на нападающих. Падая в воду, капли дымились и шипели, плевались огнём, словно Горыныч змей.
— Дожьбоговы стрелы, — шепотком, с придыханием, произносили мужики, ошарашенные необычным зрелищем.
Два ближних насада, облепленных огнём, вспыхнули практически мгновенно. Объятые пламенем фигуры татей в отчаянии бросались за борт, но в воде вспыхивали ещё сильней.
— Глядика. Вода горит аки дрова в печи!
— Заговоренное зелье то, оттого и горит аки огонь небесный.
Поселенцы, позабыв про свои обязанности, открывши рты, смотрели как москитный флот волжских разбойников пылал и чадил густым, чёрным дымом. Буян ведь не один стрелял, с соседних плотов добавили, а на тех, где не было мортирок, обязательно один-два бомбардира сидели и они также по сигналу отстрелялись. Поэтому даже те лодки, коим досталась одна-две капли зелья не затухали, ведь тати их тушили по привычке водою, а фосфор от этого лишь сильней ярился. Да и на горящие пятна зелья плавающего по воде, то и дело натыкались.
Буян очнулся от шокирующего зрелища и начал раздавать пинки мужикам:
— Не стоим. Плоты расцепляй! Никон, Глеб, Немил, на вёсла! Шустрей, мать вашу за ногу, вона вишь, на нас огонь сносит!
Сам же побежал за высыпными огнетушителями в красных баллонах.
Ивашка скакал по московскому погосту из последних сил, второго коня ужо загнал. Но вот и Москва! Из расступившихся окрест лесов бежали разделённые кривыми улочками боярские хоромы, избенки, церквушки, сбиваясь у стен в тугие кучи и распадаясь вдали от них на отдельные маленькие островки. Вся эта родная картина, прикрытая от солнца синей утренней дымкой, наполнила его какой-то неизъяснимой радостью. Объехал стены Андронникова монастыря, опоясавшие холм на левом берегу Яузы. Там уже зазвонили к заутрене — ветер доносил слабые, по чистые звуки колоколов.