Удавка на собачьей шее (СИ)

Рамси тоже зажимает конские бока ногами, скорее направляясь вперед. Он не любит платить за хорошую еблю, хотя скорее, хорошая ебля на его вкус нигде не продается. Хотя еще скорее – его просто не пускают больше туда, где он убивает шлюх. В борделе нельзя купить убийство, а кой толк, если нет счастливой смерти в конце? Но другое дело здесь, на охоте – здесь и душу, и яйца греет то, как он собирается трахнуть сучьих прячущихся девок, когда загонит. Трахнет перед тем, как отдать их своим парням. Как говорят, и на других посмотреть, и себя показать. А потом они умрут. Хорошо охотится Болтонский бастард со своими ребятами, всем на диво! Рамси еще шпорит коня и первый раз за день улыбается.

День двадцать седьмой.

Библиотека темна и полна ужасов, так думает Рамси Сноу, когда по отцовскому наказу снова и снова читает одну и ту же строчку. Если быть честным с самим собой, отцовский наказ состоял в том, чтобы прочесть всю книгу – не стоило при нем путать одного Уолдера Фрея с другим Уолдером Фреем, – но Рамси, даже вдумчиво вчитываясь, едва половину имен может запомнить. Но если он хочет быть лордом, ему нужно много знать и читать. Лорды умеют читать. Рамси до приезда в Дредфорт ни читать, ни писать не умел, но быстро выучился, и теперь мог бы хвастаться тем, что разбирает книги не по слогам и обладает почти мейстерским почерком. Мог бы, но некому. Он в библиотеке один, да и вообще здесь, всегда один, и это именно так, как должно быть. Рамси перелистывает страницу, подпирая толстую щеку ладонью с кровавым перстнем, и его губы тихо шевелятся, пока он зазубривает имена, которые после стребует на память отец.

Дверь скрипит, кто-то шумно пробирается внутрь. Рамси поднимает и щурит глаза. Неожиданно Уолда. Теребит толстыми пальцами платок, оглядывается, ойкает, когда замечает пасынка.

– А я-то думала, здесь никого не будет, – простодушно говорит она, заправляя под платок выпавшую светлую кудряшку. Рамси молчит и утыкается обратно в книгу. Раз Фрей, два Фрей, три Фрей… – Я хотела побыть одна, – еще мнется чуток.

– Мне уйти… матушка? – спрашивает Рамси, забыв сперва добавить вежливости в голос: Уолда почти его ровесница, и Рамси часто забывает прибавлять все эти "матушка", "миледи" и прочую лордову хренотень. Да уж, хотя Рамси и нравится быть лордом, хочется быть лордом, есть неудобные вещи. Сотни вещей, о которых невозможно помнить. Особенно когда память занимают бесполезные имена.

– Нет-нет, – Уолда машет головой, и жидкая кудряшка опять выбивается из-под платка. – Ты мне совсем не мешаешь. Просто эти… – она хихикает, – девицы, которых взял твой отец мне в услужение… везде ходят за мной. "Леди Уолда, наденьте плащ", "леди Уолда, не запачкайте сапожек", "леди Уолда, не налегайте так на пирожные"… Нет, сначала мне это даже нравилось, я-то выросла среди стольких сестер да братьев, за мной никто с горшком и гребешком не бегал. Но потом… – она неловко мнет платок. – Не говори этого лорду Русе. Пожалуйста. Я знаю, он очень старается для меня, и это подарок, а я так его не ценю…

– Я не скажу, матушка, – губы Рамси трогает слабая улыбка. Оказывается, даже с этой жирной свиньей у него может быть что-то общее. Одиночество. Тяжкая жажда одиночества.

Уолда еще стоит, поглядывая по сторонам и, видимо, чувствуя себя неуютно. Потом вдруг садится на стул напротив.

– А что ты читаешь? – она спрашивает, расправляя юбки на коленях, и уже немного раздражает.

– Книгу, – коротко отвечает Рамси. Но вопросительный взгляд Уолды никак не дает сосредоточиться, и он отвечает подробнее: – Отец хочет, чтобы я знал всех наших вассалов и союзников поименно и чем они славны, – он не говорит, зачем Русе этого хочет, но все и так прозрачно. И хоть Уолда глупа сама по себе, все же у нее достаточно ума, чтобы тоже не касаться этой темы. Она еще теребит платок и потом несмело высказывается, показывая толстой рукой:

– Там на странице герб моей семьи… ты тоже не можешь запомнить их всех? – она снова глупо хихикает. Рамси поднимает на нее непонимающий взгляд. – Знаешь, даже сами Фреи путаются друг в друге, куда уж остальным, – поясняет Уолда. – Но я-то со всеми дядьями и тетками росла. И если хочешь, – она наклоняется ближе к Рамси, – могу помочь тебе их всех запомнить, и об этом лорду Русе мы тоже ничего не скажем, – ее водянистые глаза пусты, и от нее пахнет сладким пирогом. Рамси задумчиво оценивает предложение и кивает.

– Пожалуй, это звучит хорошо, матушка.

Уолда расцветает на глазах, и Рамси внимательно следит за меняющимся выражением ее лица. Он так и не решил, насколько она глупа. Глупее очень и очень многих, но где-то в глубине водянистых глаз есть маленькая хитринка, которой Рамси не понимает. Это не беспокоит его, но сейчас он осознает, что не может с уверенностью сказать, о чем думает Толстая Уолда.

"Неважно. Я все равно убью каждого жирненького порося, которым ты соберешься разродиться, раньше, чем он выберется из поросячьей колыбели".