Удар 'Молнии'

Надо было избавляться от видений, переключаться, загружать разум какой-то весомой, значительной информацией, искать заделье, работу, увлечения, сильные переживания. Как только опустошались душа и ум, так сразу же их заполняла собой Марита. Сначала он нашел на книжной полке самоучитель голландского языка, которого не знал, однако через полчаса ему стало неинтересно: язык напоминал немецкий и легко заучивался. Тогда он спохватился - вдруг озарило! почитать Евангелие. Глеб отыскал его не сразу - после генеральной уборки, явившей на свет давно утерянные вещи, стало невозможно найти то, что было под руками и на своих местах. К утру он одолел половину книги "От Матфея" и с рассветом, с великой осторожностью выбравшись из дома, поехал в церковь, которая называлась притягательным, удивительным именем - "Утоли моя печали". Как несведущий в духовных делах человек, он воспринимал все буквально, и казалось, что этот храм существует лишь для того, чтобы утолять печаль страждущих. Глеб дождался, когда откроется небольшая красивая церковка, потом дождался, когда придет священник, когда он облачится и выйдет из алтаря. И тут оказалось, что в храме сегодня нет исповеди, а будет только послезавтра и что перед исповедью нужно день поститься и читать молитвы. Головеров попытался объяснить, что ждать столько он не может, что печаль его слишком велика, велики грехи, от которых уже и заснуть не может, и что ему сложно выходить и входить в свой дом. Священник был ласков, все понимал, но помочь в сию минуту не мог. В храме тоже были свои законы и правила. Напоследок он сделал замечание Глебу, что входить в церковь с оружием нельзя. У священника оказался наметанный глаз - заметить тяжесть пистолета в нагрудном внутреннем кармане куртки было не так легко. И отбил тем самым всякую охоту к исповеди...

Звонок Тучкова стал благом и горем одновременно: хорошо было вырваться из заточения. Но вся эта суета вокруг опального генерала говорила лишь об одном в России назревала какая-то "горячая точка", а попросту война.

Глеб послушал Князя про самолеты и мосты, собрал рюкзачок с теплыми вещами и, не скрываясь больше ни от кого, громыхнул своей дверью, запер на все замки и спустился к "мягкой игрушке". Она только что пришла со смены и не успела еще переодеться в свой красный шелковый халат. Одежда была на ней та, в которой Глеб увидел ее впервые...

- Я уезжаю, - сказал он с порога. - Надолго и далеко. Не ищи меня.

Она побледнела, сделалась беспомощной, как тогда, после затопления квартиры.

- Думала, ты уже уехал... - пролепетала "мягкая игрушка". - Приходила тебя нет...

- Был дома, но не открывал, - признался Глеб.

- Погоди! Постой! Я позвоню Тане. Она сейчас прибежит...

- Не нужно! - отрезал он и протянул ей ключ от квартиры. - Передай. Пусть живет у меня. Вам вдвоем будет лучше.

Она боялась подойти к нему, прикоснуться и держалась на расстоянии, как в первый раз. Но Головеров угадывал ее желание...

- Глеб! Глеб! - неожиданно спохватилась "мягкая игрушка". - Меня преследует... этот черный! По пятам ходит! Выследил, где живу, а у меня дверь простая, фанерная... Я боюсь, Глеб! Он ворвется! Обязательно ворвется! Он вовсе не голубой, он - черный... Что мне делать?

Глеб достал пистолет, снял с предохранителя:

- Пользоваться умеешь?

- Нет! - Она замотала головой, но не испугалась оружия.

Он вложил пистолет в ее руку, поставил палец на спусковой крючок и направил ствол в паркет.

"Мягкая игрушка" хладнокровно надавила на спуск и вздрогнула от выстрела. В глазах блеснуло злорадство.

- Еще! - жестко скомандовал Глеб. - Три раза! Она выстрелила только раз, сказала жалобно:

- Паркет жалко...

Он вогнал новый магазин, оставил пистолет на боевом взводе.

- У тебя получится. Ничего не бойся. Ты станешь защищать себя. Не бойся, убивать легко... Потом бывает тяжело, даже если убил врага

Она сделала полшага вперед, осторожно взяла оружие

- Ты вернешься? Когда-нибудь?..

- Вернусь, - пообещал Глеб. Запах порохового дыма казался сладким.

- Мы за тебя молиться будем! - вдруг сказала "мягкая игрушка" и заплакала. - Почему-то так страшно, и хочется молиться.

- Ну что ты плачешь? Вернусь... Я же всегда возвращался, только ты не видела меня, и сейчас вернусь.

Из дома он уходил воровским способом - поднялся на чердак в своем подъезде и вышел через чужой...

Два дня они ходили по военному городку, намечали, что где расположить, рисовали на ходу схемы тренировочных объектов - полосу препятствий, стрельбище, стрелковые тренажеры, учебные трассы для боевой техники, изучали условия летной подготовки на вертолетах - пилотаж, десантирование, аварийные посадки, объекты для отработки саперного дела - одним словом, все заново, с нуля, по полному курсу. Военное дело, как всякое искусство, не терпело долгих перерывов: мастерство бойца утрачивалось так же быстро, как мастерство музыканта, оставившего свой инструмент. Играть на музыкальных инструментах могли и умели сотни тысяч людей, но виртуозов всегда были единицы. Так вот эту виртуозность и следовало восстановить.