Удар 'Молнии'

Наталья в первый же день почувствовала его настрой, но ни о чем не спрашивала, а у него не поворачивался язык сказать, что уходит...

До этого момента Глеб считал, что ему повезло, хорошо и надежно устроился, адаптировался к среде и почти легализовался, однако, стоило представить, что сейчас вот все и кончится, как засосала под ложечкой тоска, отдаленно напоминающая тоску по Марите.

А все произошло опять будто бы случайно. В начале зимы прошлого года Головеров рыскал в районе Бамута, отыскивая логовище Диктатора и его пути движения. Спал где придется, ел что Бог пошлет и уже слегка одичал, грешным делом, завшивел и по виду ничем не отличался от примученного войной и жизнью местного жителя. И вот однажды вечером, в самую слякотную пору, когда по проселкам и ходить-то было невозможно из-за глубокой и вязкой грязи, заметил одинокую женскую фигуру, нагруженную двумя клетчатыми сумками. Она едва тащилась и, кажется, высматривала безопасное местечко, чтобы пересидеть ночь. Глеб незаметно приблизился к женщине и был обескуражен: по виду и одежде это была жена богатого чеченца - не шутка, - настоящая соболья шуба до пят, правда сзади и по полам уделанная в грязи, не менее роскошная шапка, золото на пальчиках поблескивает. И по лицу непонятно, то ли обрусевшая чеченка, то ли терская казачка - чернобровая, тонкий профиль, слегка впавшие щеки, полные яркие губы. Всякая женщина в Чечне прежде всего являлась ходячей выставкой состоятельности мужа. Сам может в дерюжке ходить, но жену так оденет, что московским красавицам не снилось...

И надо же, идет пешком, а не ограбили! Да еще сумки волочет, как привычный глазу российский челнок.

Глеб тихонько окликнул - женщина бросила ношу, резко обернулась. Он знал уже десятка четыре чеченских слов, но спросил по-русски:

- Что, красавица, никак притомилась?

- Ты - русский? - быстро спросила она.

- Как видишь. - Глеб демонстративно завернул автомат за спину, хотя здесь больше смущало не оружие - безоружный мужчина был просто смешон в Чечне, - а уровень злобы, накал эмоций и отрицательный потенциал намерений, угадать которые следовало в первые мгновения, будь перед тобой человек любой национальности. Не угадал - проиграл или вовсе пропал, как в карточной игре на интерес.

Она угадала, вернее, почувствовала, что опасность ей не грозит.

- Русский, но не местный, - точно определила женщина.

- Из Грозного, - стал отрабатывать одну из легенд Глеб. - А ты-то куда идешь на ночь глядя? И в такую погодку? Да с такими сумками?

В этих совсем безобидных вопросах ей что-то послышалось.

- Не подходи ко мне, - попросила. - Иди своей дорогой. Сзади мой муж идет, чеченец.

- Да ладно, красавица, - засмеялся он. - Никто за тобой не идет. Не бойся, не укушу. И сумок отбирать не стану. Твоя ноша, вот и неси.

Ей еще не было тридцати, однако из-под шапки выбивался тонкий седой локон возле левого виска, белеющий на фоне черного меха. Она мгновение с острым прищуром смотрела на Глеба, потом вдруг вздохнула и, распахнув полы шубы, принялась сдирать о траву комья налипшей на сапоги тяжелой глины.

- О Господи! - протянул Головеров. - Тебе бы по проспекту гулять, с театральной сумочкой. Или с собачкой на шелковом поводке. А ты пудовые сумки по грязи волочешь. Посмотри, во что шубу превратила? Что теперь муж скажет?

- Кошмар, - неожиданно согласилась она. - Такая неудачная поездка! Едва ноги унесли...

- Допустим, не только ноги, - усмехнулся Глеб, кивая на сумки.

- Хорошо, Башир нас перед постом высадил, а то бы всех загребли.

- Федералы? Бандиты?

- ОМОН! Почище бандитов!.. Башира забрали вместе с "уазиком".

- Башир - это муж?

- Да нет, сосед, челночили вместе. Она подняла сумки, сделала два шага и плюхнула их в грязь.

- Сил больше нет! А идти до Умарово - пять километров...

- Что же ты в Умарово пошла этой дорогой? Можно же по асфальту?

- Здесь безопаснее, не ездят... Помоги донести? Заплачу.

В голосе не было никакой надежды: в Чечне мужчины не носили груза на себе, оставив это занятие женщинам, как дополнение к богатым одеждам.

- А увидят? Несолидно...

- Да кто тебя тут увидит? - женщина огляделась. - Никого нет, и темнеет.

Он почувствовал азарт "съема" - знакомое состояние самого прекрасного в мире поединка с женщиной, победа в котором всегда делится пополам. Значит, не совсем одичал, если еще хочется не удовлетворения плотской страсти, а игры, освежающей кровь и увлекательной прелюдии, стремления заинтересовать, очаровать, хотя вряд ли такое возможно для грязного, завшивевшего мужика.

- А сколько заплатишь? - улыбнулся Глеб, пробуя сумки на вес. - С тонно-километров? Или как?

- Тридцать тысяч дам, - буквально поняла она.

- Приличная сумма, - серьезно определил Головеров и вынул из кармана пачку долларов. - Особенно когда денег почти нет, остался пустяк совсем, мелочь какая-то.

Женщина отвела глаза в сторону, сломив гордость, попросила жалобно:

- Ну помоги! Прошу тебя, пожалуйста... Ты же русский.

- Ладно, - он взял сумки и пошел вперед. - Рассчитаешься поцелуем. Если твой муж не пристрелит.