Удар 'Молнии'

- И давно вы... стали задаваться такими вопросами?

- Специфика службы, - уклонился Глеб. - Психология, аналитика и прочие модные дисциплины.

- А пора бы в генералы, подполковник!

- Не везет, - стал прибедняться Глеб. - Только за Диктатора дважды представляли досрочно к полковнику. Первый раз когда в плен взял, второй когда... В общем, ни разу не присвоили.

- Ну, это дело поправимое, - уверенно заявил Миротворец с намеком и, как показалось Головерову, умышленно сосредоточивая внимание на его судьбе: упорно уходил от ответа!

- Так зачем этот мир любой ценой? Зачем нужна и кому - Россия униженная, опозоренная и кровью умытая, говоря высоким штилем? - напомнил Глеб.

- Кому нужна? Мне, тебе, всем, - заговорил отрывисто, властно. - Всем, кому нужна Россия сильная, с мощной государственной системой и стойким иммунитетом к параноидальному сознанию. Если хотите, Чечня - это прививка оспы, чтобы болезнь не изъязвила лицо. И она сделана! Больно, неприятно - да. Мучение, страх, позор, слезы унижения и кровь - это все русскому народу. Иначе его не встряхнуть от летаргического сна и сновидений о светлом будущем. Вы не представляете себе глубины ямы, куда загнали нацию; вы не ощутили на себе завораживающие голоса сказочников, которые увели народ от реальности и жестокости бытия. Нация поделилась на два типа характеров - горлопаны и мечтательные лентяи. В таком состоянии нечего делать в третьем тысячелетии. Да, я хочу мира любой ценой, позорного и унизительного. И пока чаша сия не будет испита до дна, Россия не опомнится. Да, я ведаю, что творю, и нахожусь в здравом уме. И какую ношу взваливаю на себя - тоже знаю и представляю.

- И когда нация очнется - призовет вас?

- Уверен в этом. Я приду и тогда призову вас.

- Меня конкретно?

- Честных офицеров и вас конкретно.

- Извините, откуда такая уверенность? - серьезно спросил Глеб.

Миротворец снисходительно улыбнулся краешками губ - впервые! И, странное дело, с улыбкой он показался сильным и красивым.

- Вы хорошо знаете древнерусскую литературу? - спросил он. - Например, "Слово о полку Игореве"?

- К сожалению, - развел руками Головеров. - Но сюжет помню со школьной скамьи...

- Со школьной скамьи, - передразнил Миротворец. - У меня эта книга последние годы - настольная... Прочитал массу исследовательской литературы, да врут ведь. Врут или не понимают души и логики русского человека... Игорь заведомо знал, что потерпит поражение и умышленно повел дружину в ловушку. Он жаждал плена и позора, потому что отлично знал, что может объединить народ, хотя не изучал... модные дисциплины. Победы развращают русского человека. К сожалению, это так. Вспомни, после чего в России появились декабристы. Когда замаячил призрак коммунизма?.. Да, уверен, призовут именно меня. И только потому, что я готов на самопожертвование. Появится кто-то еще, кроме меня, более сильный и мужественный - пусть идет он. Но пока я не вижу никого на горизонте. У руля государства - откормленные мальчики, эдакие обломовы, вставшие с диванов к государственным рычагам, и толпа рыжих вороватых горлопанов. Эх, мать твою... - выругался он, снова перейдя на "ты". - Знал бы, как мне мерзко возиться с этой гнусью! Смотрю в эти наглые звериные шары кровь закипает. Тебе что, ты стрелок. Завалил и ушел...

- Не буду валить, оставляю их тебе, - заверил Глеб. - Мирись... Но кроме одного. Одного я не отдам!

- Всех отдашь!

- Нет, этого - ни за что. Да ты с ним не вел переговоров.

- Назови имя?

- Имя не назову. Скажу лишь, что он не чеченец, а птица столичная.

- А если это мой человек?

- Это не твой человек, - отрезал Глеб. - Да я сомневаюсь, человек ли?

Миротворец молча и нехотя согласился, заговорив о сроках, за которые Глебу надлежало убраться из республики.

- Тебя сновидения не мучают? - неожиданно спросил Головеров, прощаясь.

- О светлом будущем? - еще раз, последний, улыбнулся он.

- А мне - хоть спать не ложись, - пожаловался Глеб. - Раньше все женщина снилась, Марита, из Приднестровья. Теперь - Диктатор. Неужели я опять согрешил?

Он повесил этот вопрос над головой Миротворца, подхватил сумку, фотоаппараты, спрятал глаза за черными очками и, с американской улыбкой раскланиваясь с клерками и охраной, оставил резиденцию Правительства Чечни, в просторечии именуемую гостиницей аэропорта Северный, и ее, стало быть, постояльцев, а еще точнее - пассажиров задержанного рейса...

* * *

Кастрата настигло возмездие - обязательство перед дедом Мазаем, Отечеством и собственной совестью было исполнено и следовало идти домой. Не ко временному пристанищу, где он полулегально жил уже больше года, а к порогу своего настоящего дома на московской улице в виде однокомнатной квартиры на втором этаже. Если, конечно, юный участковый не захватил ее за это время и не прописался.

Можно и нужно было уходить, однако Глеб вернулся в свою деревню Умарово, которую война пощадила и разве что пополнила новыми разноплеменными жителями беженцами; вернулся в среду для существования и работы более чем благоприятную, вернулся и надолго утратил решительность.