Удар иглы

Всё изменилось. Чьё-то присутствие мы почувствовали уже через пять дней пути. Что-то мелькнуло в лесу, какой-то шорох, движение — вроде бы ничего особенного, всё привычно. Но это была не дикая кошка или свинья, и даже не обезьяна. Это были люди.

— Да, за нами идут, — подтвердил наши опасения Мако.

— Кто? — спросил я.

— Это земли племён вагайя.

— Они опасны?

— Всё опасно в сельве для белого человека. И вагайи могут быть опасными.

— Опаснее, чем бунт на корабле? — усмехнулся Адепт.

— Не всё ли равно белому человеку, как умереть? — пожал плечами Мако. — Пасть от выстрела или быть зажаренным и съеденным вагайя.

С этим трудно было согласиться. Результат, конечно, одинаков, но во втором случае процесс гораздо более мучительный.

— Они не всегда едят людей… — Мако помолчал, продолжая идти вперёд, потом дополнил:

— Никто не может знать, что захотят вагайи. Может, съесть белого человека, может, взять его в племя как талисман или Просто пропустить и дать ему идти своей дорогой. Всё в руках Бога.

— Ты же наверняка не веришь в нашего Бога, — сказал Генри.

— Зато вы верите…

С того момента прошло больше недели, но вагайи никак не проявляли себя.

Я держал на коленях заряженное ружьё. Встряхнул головой, прогоняя сон, ударил себя с размаху ладонью по щеке, убив дюжину мушек. Немного помогло, но вскоре сон вновь попытался овладеть мной. Наконец мне удалось отогнать его и прийти в себя. Через час надо будить Генри, он должен сменить меня на посту.

По моей спине пробежал озноб. Я обернулся, и желудок подскочил, как мне показалось, к самому горлу, когда я увидел то, что скрывалось в чаще позади меня. Темень сельвы была усеяна, как небо звёздами, блеклыми переливающимися огоньками. Они не казались красивыми и привлекательными. Такое лучше не видеть нигде. Мало что на земле могло бы показаться более отвратительным и чуждым человеку, чем энергия, исходящая от этих огоньков. Они завораживали и были способны высосать у слабого духом все силы. Конечно, они не могли причинить вред тому, кто выиграл поединок с чёрным богом Торком. Но всё равно по моей спине будто поползли липкие, холодные и скользкие пальцы.

Огоньки эти были глазами гигантских змей — анаконд. Рядом с лагерем раскинулись душные, кишащие невиданными гадами болота. Их королевами и были анаконды. На этих громадных пресмыкающихся будто лежит печать иных реальностей, они случайные гости в нашем мире. Индейцы боятся их больше всего на свете и приписывают этим богопротивным созданиям магические свойства, для чего, возможно, имеют все основания.

Я стойко дотянул свою часть ночного караула и растолкал Генри. Тот жалобно простонал:

— Лучше сразу убей меня, жестокий инквизитор, чем предавать бесконечным пыткам.

— Потом отоспишься.

— В могиле? Ох, как тяжело! — Он присел к костру.

— Не засни.

— Никогда! — Генри так сладко зевнул, что меня одолели сомнения в его искренности, и я счёл необходимым посидеть с ним несколько минут, пока он окончательно не очнётся.

Поход по сельве, жуткий климат, нервное напряжение — всё это порядком измотало нас. Если вагайи чувствуют себя здесь так же, как я сейчас, зачем им вообще приходить на этот свет? Впрочем, сельва — их дом, возможно, у них совсем иное мнение о прелестях местного климата? Лето в Париже показалось бы им лютым морозом, похлеще русской зимы.

С этой мыслью я и провалился в глубокий сон. Всю ночь меня мучили дурацкие сны, содержание которых я вряд ли вспомню. Помню лишь чёрное небо в крупных алмазных и рубиновых звёздах под ногами и голубую чашу над головой. Я почему-то чётко осознавал, что голубая чаша — это моя родная и вместе с тем какая-то иная планета. И я что-то должен решить. От этого решения зависит очень многое. Потом я лечу в самый центр расколовшегося на части и вращающегося мироздания в головокружительном калейдоскопе мироздания…

— Пора в дорогу, мой друг! — расталкивал меня Адепт.

— Все дороги ведут в Рим.

— Наша ведёт в Абраккар. Я уверен в этом.

— А я — нет! — нахмурившись, произнёс я. — Надоело!

— Останешься здесь?

— Хотелось бы. Устал… Хорошо, в дорогу.

Я перекрестил себя и наступил на горло своему раздражению. Сегодня я чувствовал себя гораздо хуже, чем вчера. Сколько ещё мы сможем идти вперёд? Сколько ещё нас будут терпеть вагайя, ни на миг не выпускающие нас из поля зрения? Вот и сейчас они схоронились где-то за листьями и настороженно разглядывают нас. А мы даже не видим их. Один раз мне удалось проникнуть мыслью в убогое сознание одного из них, и я почувствовал страх, ожидание и любопытство. И ещё побуждения охотника, который идёт за дичью. Адепт тоже пытался разобраться своими способами в этой ситуации.

— Идёт борьба, — заключил он. — Она вне нас. И даже вне сил Хранителя. Вокруг нас странные эфирные возмущения, готовые перерасти в бурю.

— Что это значит?

— Не знаю. Знаю лишь, что от этого зависит наша жизнь.

— Сколько нам осталось до цели?

— Пока есть силы — надо идти. Может, мы и дойдём.