Удар гильотины

– Перестаньте, черт возьми, смотреть в одну сторону, как лошадь! – воскликнул Ритвелд. – Вы меня поражаете, Тиль. Я вам говорю об очевидных вещах, а вы не обращаете на них внимания…

– Тиль, – сказала Кристина и, опустив ноги на пол, села рядом с Манном и положила ладонь ему на колено, – когда тебя не было, я нашла колечко, которое…

– Ты мне уже говорила об этом, – прервал Манн.

– Но ты не слушал…

– Я послушаю… потом, давай поговорим о Веерке.

– Мы и говорим о Веерке, – вместо Кристины отозвался Ритвелд. – К колечку вернемся чуть позже. Скажите, Тиль, почему у Веерке такой жар?

– Я не врач… – Манн не знал, к чему этот разговор, его раздражала манера Ритвелда говорить загадками, художник и прежде не очень четко формулировал свои мысли, это понятно, человек искусства. – Насколько я знаю, высокая температура типична для термальной комы – иными словами, при тепловом ударе. А при травматической коме – как у Веерке – температура может подняться по сотне других причин: воспаление мозга, например… или вирус какой-нибудь…

– А вот и нет! – торжествующе заявил Ритвелд. – Я говорил с врачом… Палатный врач у Веерке – Нильс Краузе, я его хорошо знаю, лежал как-то в той же больнице, правда, мой случай… неважно. В общем, Нильс утверждает, что нет у Веерке ни воспаления мозга, ни вирусной инфекции, ничего нет, а температура все растет, и ничего они с этим поделать не могут. Если так пойдет дальше, то Веерке умрет – вовсе, заметьте, не от травмы мозга, а по совершенно иной причине, которую врачи назвать не могут. Это вам ничего не напоминает?

– Арман Корде, – кивнул Манн. – В прошлом году я читал об этом случае.

– Корде? – поднял брови Ритвелд. – Не слышал, извините. Я совсем другое имею в виду.

– Что именно?

– Все то же. Очки Кристы, лужа, кольцо, Веерке, группа подозреваемых, недоумение Мейдена, ваша – я вижу – растерянность…

– «Смешались в кучу кони, люди…» – вспомнил Манн слова из стихотворения, которое когда-то читал в антологии русской поэзии, было у него в бытность еще студентом юридического факультета такое увлечение: читать стихи не в маленьких персональных сборниках, а в больших подборках, чтобы сразу представить, как пишут в Дании, Франции, Британии, России…

– Что? – спросил Ритвелд. Цитату он не узнал – возможно, представил себе картину: люди, кони, что-то вроде дерби. – Тиль, вы, конечно, скажете, что я пристрастен, но, по-моему, нам не понять, что случилось с Веерке, если мы не вспомним «Дело шести картин» – так это называлось в газетах три года назад, верно? Впрочем, вы тогда приняли версию Мейдена: совпадения, мол, жизнь наша – длинная и разветвленная цепь случайностей, которую каждый старается приспособить для собственных нужд. Иногда получается, и тогда у соответствующей случайности появляется причина, а цепь на каком-то отрезке приобретает осмысленность…

– Я не так уж верю в случайные совпадения, – покачал головой Манн. – Если бы жизнь действительно состояла из случайностей, мне бы нечего было делать, работа детектива потеряла бы смысл.

– Ну да, ну да… Скажите, Тиль, прошло уже три года, сейчас можно… Вы действительно остались в уверенности, что Койпера убил я? Во всяком случае, вы на это намекали всякий раз, когда…

– Тиль был уверен, что Альберта убила я, – с отрешенным видом сказала Кристина. – Он мне сам сказал – безо всяких намеков, – в тот вечер… когда у вас сгорела мансарда.

– Я никогда не… – начал было протестовать Манн, но Кристина прикрыла ему рот ладонью.

– Скажите, Тиль, – спросил художник, – все эти годы вы занимались расследованиями, искали, как обычно, сбежавших мужей и изменивших жен, и совершенно не интересовались тем, что происходило в науках… в физике, например, или в философии?

Манн с сожалением положил руку Кристины себе на колено и сказал:

– Нет.

– А я следил за публикациями… Вы, видимо, не в курсе – когда мастерская сгорела, я не стал ее восстанавливать. Я почти ничего и не написал за это время, хотя заказов было много, после той истории я стал популярен. Но вернулся в университет и получил степень магистра – бакалавром, вы знаете, я был еще тогда, когда вы вели дело о шести картинах…

– Христиан, – сказал Манн, – простите, я хотел бы поговорить с Кристиной… Задать несколько вопросов, может, она вспомнит…

– Так и я о том же! – воскликнул Ритвелд. – Чтобы она вспомнила, вы должны правильно поставить вопрос. А чтобы правильно поставить вопрос, нужно хоть немного представлять, в каком мире мы живем.

– Пожалуйста, – поморщился Манн, – давайте без философии, хорошо?