Простившись с ним, я осталась наедине со своей разрушенной жизнью. Ко всему прочему я стала безработной и без всякой надежды на какие-либо деньги, ведь рассчитывать на выплаты не приходилось — даже если бы я одумалась и вернулась, меня уже не ждали. Кому я сделала хуже: ему или себе? Евгений без проблем найдет еще сотню сотрудников без опыта, готовых работать на него и за половину моей зарплаты — схема отработанная. Конечно, это было дело чести, но откуда бы ей быть, если у меня за душой ни копейки и живу я на птичьих правах в чужой квартире. В той ситуации правильно было прикусить язык, действовать исходя не из собственных желаний, а из понятия “надо”. И в итоге у меня оставалось лишь два выхода. Первый и привычный: снова ползти, как побитая собака, к Энже, — даже не пришлось бы просить помощи, — она бы первая протянула мне руку. Так было и я боялась, что будет, потому как я — единица несамостоятельная, меня всегда кто-то, так или иначе, сопровождал. Когда умерла Арина, эти “обязанности” взяла на себя Энже. И вот я как камень — вечно на чье-то душе. Один раз попыталась сама стать кому-то крепким плечом и спровоцировала на самоубийство. Говорят, что можно все изменить, но за моей спиной было так много горя, которое я принесла другим, что не хотелось и пытаться. Я — источник проблем не только для самой себя.
Я выбрала второй вариант.
Дома меня встретила только Куроми, она сверкала глазами и ждала, что я ее покормлю. Пока она ела баснословно дорогой влажный корм, я сидела рядом и гладила короткую шерсть на ее спинке. Наверное, только перед ней я ощущала меньшую вину: мы были не так давно знакомы, поэтому она моей пропажи и не заметит. Когда я легла писать свой последний скулеж, то Куроми уселась мне прямо на спину, будто собираясь читать из-за моего плеча.