– Постой, Нина! – Как плохо быть маленькой, а! Киру бы так не развернул, а тут аж юбки вокруг ног завихрило. – Ты не поняла! Я боюсь не сдержаться и шагнуть в недопустимое!
Кем недопустимое, кому недопустимое? А у меня спросить?
– Молчи-молчи! Иначе не выдержу! Еще во дворце, когда ты всем нос утерла своим законом сохранения, мне захотелось тебя присвоить. Тебя, женщину, к которой прислушивается сам король. И сегодня, когда ты была рядом на Переправе, и потом, когда принесла мне обед… А сейчас совсем худо стало!
И замолк, нагнетая паузу. Да понятно уже, что ничего хорошего сказано не будет, но эта зараза чернявая мне все равно нравится! Нервничает, но внешне этого почти незаметно: руками не суетится, гримасы не строит, выдержанный.
– Ну, положим, я тебя тоже с толпой не путала…
– Не перебивай! Ничего сейчас не говори! И не смотри так обещающе! На таких, как ты, женятся, а какой из меня муж? Мало того, что бездомный и хромой, я – раб этой крепости и проклятого артефакта! Рядом со мной ты тоже превратишься в рабыню этого места! Не надо, Нина, не надо! Не мани меня, я и так все испортил, не сдержался!
А-ащщ! Ой, дурак!
– Это я сейчас не сдержусь! И врежу тебе! – Протолкнуть тугой ком досады сквозь неожиданно узкое горло удалось не сразу. – Никогда. Больше. Не смей. Принимать. За меня. Решения. Никогда! – Вдох-выдох, вдох-выдох, и руки поглубже в карманы. – Я сейчас очень зла, Витто. Поэтому ничего тебе не скажу, но разговор не окончен. Все, пора спать.
На этот раз он меня отпустил. Просто взял и отпустил, придурок! Молча. И это самое обидное. Я, значит, тут вся ухожу, а он воды в рот набрал? Ну, сам подставился!
– Чем всякую благородную чушь нести, лучше бы ты меня в кровать затащил. Там бы все обсудили. А замуж я не хочу.
Вот теперь, может быть, смогу уснуть.
Часть 31
Ноги умнее своей хозяйки – вынесли в нужный коридор. Только не вписавшись в поворот и отбив локоть, остановилась и осмотрелась. Стон от боли смешался со всхлипом. Обидно, блин, как же обидно. У-у-у. Одеяло потеряла, у-у-у, ду-ура-а. Кто меня за язык тянул?.. У-у-у… Какой офигенный? А-а-а… какая койка? Совсем офонарела, дура старая? Мужика захотела? Не прошло и сколько? Пятнадцати лет? У-у-у, ду-ура-а! В койку, а у самой панталоны утрешние, бежевы-ые, у-у-у, страшные, как кальсоны. Даже постирать некогда-а-а-а. Мир этот… Задница, а не мир. И Тишка молчит, у-у-у, и правильно, нечего с идиоткой... Правильно, солнышко, дурость – она зара-а-азная… Посмотри на себя, простодырищ-ща, чего теперь реветь? Думаешь, краше станешь? Красноносым утконосом Витто больше понравишься? У-у-а-а-а. До дома не дотерпеть было, чтобы порыдать? Следующий раз десять платочков бери… и-ик... весь уже иссопливила…
– Витто обидел? Он тебя ис-скал, я с-сказала… Из-за него плачеш-шь? Убью-у!
Сара начала кружить вокруг меня еще до того, как я добралась до своих комнат, что-то причитала, пыталась преградить дорогу, а я просто прошла сквозь нее. И только через три шага осознала, что сделала, ужаснувшись собственному сволочизму. Обернулась, скуля извинения и проклиная невозможность обнять. Она не обиделась, эмпат же. Только руки заломила, ей тоже плохо. У бедняжки существование и так не мед, а тут еще обвал подругиных страстишек ей на голову. Сара-душечка лишь потянулась к моему лицу призрачными руками, пытаясь успокоить привычной лаской. Ей это отчасти удалось: у двери я сдержанно сняла плащ, даже завязки не оборвала, и сапожки сняла аккуратно, а хотелось дрыгать ногами и закинуть обувку по разным углам, раз тут люстр в интерьере не имеется. Мимолетно удивилась, что мальчишек в гостиной нет и в покоях тихо. Это хорошо, не надо им такую меня, особенно солнечному боженёнку.
– Витто? Наказ-зать? Хоч-чеш-шь?
– Не нужно, родная, я сама виновата.
Так, Нина! Собралась! Живо! Умыться, напиться хоть воды, раз чая нет. Эх, дядины настойки в кибитке остались.
Плескать водой на разгоряченное лицо было приятно. Раз, еще, еще, еще разок. Соль уже смыта, нос чистый, хотя лицо еще ощущается опухшим. Можно бы и остановиться – руки уже заледенели, но под журчание струи так здорово думалось… О водопроводе и отоплении. Эс-капитан послал меня к Витто. Ха-ха, забавненько. Лучше уж к черту. Ибо стыдно.
Слово за слово, вывалила на Сару все подробности. Не люблю это самопрепарирование, но сейчас надо. Не только тревогу подруги унять, но и самой понять, где и в чем налажала. Сидела на кровати по-турецки и вещала. И про экстаз, подаренный штормом, и про адреналиновый всплеск, и про поцелуй небывало упоительный. Даже появление парней заметила только тогда, когда Тишка завозился, обнимая со спины, а Дораш сорвался на кухню за чаем. Это он от врожденной деликатности, когда до поцелуев дошло. От Тишки-то тайн быть не может, чего уж там.
Про то, как глупейшим образом проболталась, тоже рассказала. И разозлилась на себя до слез. Опять. Это же третий, а то и четвертый казус – шлепаю языком что думаю и не замечаю, что вслух. Только при короле дважды опозорилась. Как можно быть такой несобранной?