Учитель Истории

— Брехня, товарищ учитель, — это Глазунов, ну кто же еще. — Учебный план утверждается не школой. Нам в аттестат не могут идти оценки за самопальный факультатив тети Телижки. Янусик, кисулик — без обид.

— Ты тоже прав, Глазунов, — невозмутимо отвечал я, краем глаза заметив, как налилась краской Яна. — Но я говорил не об аттестате, а о дневнике. Там отметка стоять будет.

— А, дневник… Да всем класть на дневник.

— А на что вам не класть, бляха-муха?

Вопрос вырвался против воли. Я ведь уже почти настроился на урок, уже почти поверил, что в этот раз все получится… Надо было, что ли, не так громко и без вызова в голосе… Но теперь поздно, вырвавшиеся слова обратно в рот не запихнешь.

Воцарилась полнейшая тишина. Класс замер в ожидании. У одних в глазах застыло непомерное удивление, у других — легкий испуг. Я обвел взглядом «святую троицу»: Сливко, Чупрова и Глазунова — но и те воздержались от своих обычных «остроумных» комментариев. Остальные — тем более. Яна и вовсе закопалась в учебник ОБЖ, старательно делая вид, что все происходящее ее нисколько не касается.

Наконец, девочка с первой парты неуверенно подняла руку.

— Мы не понимаем, о чем вы.

Я был непомерно удивлен.

— Не понимаете? Никто не понимает?

— Она не понимает, — уточнил Глазунов. — Мы — другое дело. Мы очень понятливые. Куда понятливее, чем вам кажется.

Мне показалось, или в его словах спрятан тонкий намек?

— Я надеюсь, это относится и к учебе, — осторожно ответил я.

— И к ней в том числе. Но если вам что-то не нравится, вы говорите. Не стесняйтесь.

И тут я сорвался. Наверное, стоило молчать в тряпочку, не выступать лишний раз, но… Глядя на полторы дюжины пустых лиц, уставившихся на меня в тупом безразличии, я не выдержал. Когда я был маленьким, отец учил меня, что перед тем, как что-либо сказать или сделать, следует хорошенько подумать. Я давно уже вырос, но это его наставление старался не забывать. А вот в ту секунду забыл. Я сказал, не подумав. Сказал то, что накипело.

— Хорошо, я вам поясню. Думаю, мне нет смысла разговаривать с вами, как с детьми. Вы ведь уже взрослые мальчики и девочки, так? Вам тут по пятнадцать, шестнадцать, а некоторым даже семнадцать лет.

— Есть и восемнадцатилетние… — неуверенно поддакнул Сомов.

— Вообще шикарно. Совершеннолетние! И вы не понимаете, что здесь происходит? Не верю. Я провел в Младове чуть больше двух недель, и увиденного хватило, чтобы возопить в немом ужасе! Красивый город, древний. Какая история, какая атмосфера… Какое наследие! Из него можно было бы сделать сказку, пряничный домик. А вы превращаете его в помойку. Да, не думайте, что ослышались. Именно вы! Все, что происходит здесь, у вас, идет снизу. Не сверху. Повальный разгул преступности, наркомания, даже коррупция — все отсюда. Я сам лично вчера видел, как два восьмиклассника раскуривали «косячок» на заднем крыльце. По-вашему, это нормально? Нормально, что ваши одноклассницы беременеют в четырнадцать лет и идут работать уборщицами в туже самую школу, которую им так и не суждено закончить?

— У нас нет таких одноклассниц, — отрезал Чупров. — Вы ошибаетесь.

— У вас нет, — поправил его одиннадцатиклассник Ненашев. — А у нас была. Кира Переченцева. Помнишь такую?

— Ой, точно…

— Бог с ней, — отмахнулся я. — Ошибки в молодости совершают все: кто-то в большей, а кто-то в меньше степени. — Но плохо, когда последствия этих ошибок переходят вместе с вами во взрослую жизнь, когда с ними приходится жить. И дети — не самый худший вариант.

— А что же хуже? — хмыкнул Глазунов.

— Как будто ты сам не знаешь. Болезни, судимости. Воспоминания о непоправимом. Мне продолжать? Взять, к примеру, ту же бесовскую субботу? Это, по-вашему, нормально? Нормально бить мирных людей на улице, прикрываясь какими-то там высокими целями? Да, я знаю, там участвовали и взрослые, в основном взрослые… Но все свои навыки они приобрели еще в школе! Потому что еще здесь, за этой самой партой, ваши предшественники решили пойти по простому пути. По пути жизни за счет других. Но вот загвоздка: простой путь — узкий путь. На всех его не хватит. Кому-то из вас — большинству! — придется стать теми, за счет кого будет жить «избранное» меньшинство. Стать теми, кого будут грабить, насиловать и убивать.

— Мне кажется, вы преувеличиваете… — начала было вездесущая девочка с первой парты, фамилию которой я так и не запомнил.