Учитель Истории

— Это все из-за коллекции. Раньше мы нафиг никому не нужны были, — пояснила она и тут же спохватилась. — А ты точно не станешь болтать про меня… Всякое?

Я не сразу понял, что она имеет в виду, а когда понял, рассмеялся.

— Клянусь. Завтра в учительской при всех извинюсь перед твоей матерью, что пришлось оторвать тебя от учебы, так как мне срочно понадобилась помощь в составлении правовой позиции к суду. Такая версия тебя устроит?

— Хорошо, — нехотя согласилась она, видимо, уже совсем не довольная, что смогла прогулять уроки за мой счет. — А куда мы едем?

— К общежитию. Оставим там машину и немного прошвырнемся на своих двоих.

Почти два часа мы гуляли по городу, и за все это время я успел произнести едва ли два десятка слов. Говорила только Яна. Говорила, к моему немалому удивлению, много и охотно. Как будто передо мной был совершенно другой ребенок. Сбросив с себя образ закрытой и неприступной особы, она продемонстрировала мне совершенно новые грани своего характера — гораздо более приятные и, не побоюсь этого слова, привлекательные. Мы прошлись кварталам старых застроек, где сохранились дома, воздвигнутые еще в позапрошлом столетии. Заглянули в заброшенные церкви, коих на территории города располагалось около полудюжины. В действующие заходить не стали. «Не люблю я все это лицемерие ряженое: дым, ладан, слова умные и добрые — а в глазах бабки да барахло». Ознакомились с руинами старой барской усадьбы на отшибе, превращенной местными умельцами в площадку для пейнтбола и лазертага. Побывали в районе, где прошло детство Яны. Выяснили, что за прошедшие семь лет он совсем не изменился, только кто-то выкорчевал все железные карусели на игровой площадке. Перекусили в небольшом кафе, где нам подали на удивление вкусный кофе и свежие эклеры. Спустились к реке, к песчаным пляжам, где летом собиралась молодежь.

— Тут мы праздник Ивана Купала справляем. Знаешь такой?

— Конечно, знаю! — тут же оживился я. — Кто его не знает! Мы, когда детьми были, каждое лето в деревне…

— И мы тоже! И в деревне, и здесь. Это так здорово! Например, в прошлом году…

— А еще было дело…

— Да, да, и у нас! То же самое…

Расслабившись и успокоившись, девочка рассказала мне много интересного: про город, про себя, про школу. С изумлением я узнал, что она очень уважает Евгения Валерьевича, и, хотя все в классе считают его ненормальным и зовут Шизиком, лично ей он нравится. А многие девчонки так и вовсе считают его красавчиком. Вообще, как я успел заметить, это какая-то нездоровая тенденция: Женя всем нравится, но вслух о том никто не говорит, ибо боится реакции окружающих… Которым, как выясняется позднее, он тоже по нраву! Но они не говорят об этом вслух, ибо боятся… Ну, и так далее, по кругу. Как бы это прекратить? Может, провести в школе тайный референдум на тему наличия симпатии к Евгению Сизову? Ну, или, хотя бы, анонимный опрос.

Зато о Сонечке Яна отзывалась весьма нелестно, что меня поначалу немного покоробило, но потом я просто махнул рукой. Насильно мил не будешь.

Единственная тема, которую Яна наотрез отказалась поднимать — это взаимоотношения родителей. Я не спорил.

Посетили мы также и окрестности монастыря, откуда прогулялись до берегового откоса, с которого я наблюдал за черным облаком в бесовскую субботу.

— Отсюда, должно быть, хорошо видно было, — заметила Яна, внимательно разглядывая золотые переливы куполов. — А правда, что когда зазвонили колокола, все разом упали на колени и заплакали?

— Не все, — ответил я. — Но были и такие. Это действительно незабываемое зрелище.

— А ты падал?

— Нет.

— Почему? Ты не веришь в бога?

— Верю. Но не в христианского.

— А в какого тогда? — Яна отвернулась от открывавшейся перед ней панорамы и удивленно захлопала глазами.

— В общего. У которого нет имени.

— Не понимаю…

Ха, если б я сам понимал.

— Это трудно объяснить. Мне кажется, бог, который там, наверху… Едва ли ему важно то, как мы зовем его, какой формы здания возводим в его честь, или сколько раз на дню ему молимся. Едва ли он вообще смотрит на нас. Мне кажется, ему важно, чтобы в созданном им мире его дети жили в гармонии сами с собой и друг с другом. А вот этого у нас никак не получается, сколько церквей не возводи и сколько жертв во славу всевышнего не приноси. Но он дал людям частичку благодати, чтобы каждый мог обрести бога в себе. И потому бога нельзя познать, пока его нет в душе. А мы почему-то думаем, что, соблюдая кем-то придуманные посты и читая заученные молитвы, сможем стать лучше.

Она была не согласна со мной, но не нашла нужных слов, чтобы выразить свое несогласие. Поэтому просто заявила:

— В субботу бог был здесь.

— Возможно, — согласился я. — Пойдем? Ты, наверное, уже устала.

Но Яна не сдвинулась с места.