Учитель и его время

Приняв кафедру в августе 1983 г., я принял и все то лучшее, что составляло ее суть. Ее работа не нуждалась в резких изменениях, да и не до этого было. Основное время занимала клиника – 120 пульмонологических и до 100 инфарктных коек, клиника ургентная – пневмонии, бронхоастматические статусы, декомпенсированное легочное сердце, абсцессы легких, с одной стороны, и трансмуральные, осложненные шоком и аритмиями инфаркты миокарда. Поступление до 25—30 больных в день, более 4000 в год, летальность – до 160 человек в год. Кафедра по-прежнему объединяла военно-полевую и госпитальную терапию с числом преподавателей до 20. Учебный процесс был напряжен. Число слушателей в клинике иногда достигало 100 в день.

Мощная клиническая база позволяла эффективно вести курс госпитальной терапии. Цикл ВПТ соответствовал уровню преподавания в ВМА им. С. М. Кирова. Небольшое воспоминание, имеющее отношение к преподаванию ВПТ. Еще в 1967 г. мне довелось беседовать с Е. Ю. Махлиным, саратовским профессором, о начале первой мировой войны. По его воспоминаниям, после учебы в Сорбонне он вынужден был остаться во Франции: началась война, и в Россию выехать стало невозможно. Чтобы не умереть с голоду, он поступил, во французскую армию младшим врачом полка. В 1915 г. он стал одним из первых свидетелей применения немцами против французов хлора. Это было в долине р. Ипр в северной Франции. Махлин вспоминал: «То утро было тихим – ни выстрелов, ни канонады. Внизу, глубоко в долине, вдоль реки виднелись окопы. Но что-то необычное происходило там. Наиболее низменные места заволакивало желтое облако, которое стелилось по ветру… Видны были фигурки солдат, метавшихся среди окопов и ползущих в гору, подальше от облака. Спустя некоторое время первые из них достигали вершины горы, где был развернут наш лазарет. Они задыхались, лица их были синюшны, у некоторых изо рта шла пена. Стало ясно, что мы видим картину токсического отека легких. Помочь было нечем – кислорода было мало, а противогазов еще не изобрели. Многие на наших глазах гибли». Это был первый мире случай применения оружия массового поражения. Рассказ очевидца я передал Е. В. Гембициому и, конечно, использовал его в своих лекциях.

Люди на моей кафедре, разные по характеру и опыту, в целом были хорошо ориентировны на дело. Многие взялись за диссертации: кафедра старела, нужяю было готовить смену. Было трудно, но «корабль» плыл, держа курс твердо. В 1983—1987 гг. к нам приезжали В. П. Сильвестров, И. И. Красовский, Е. Е. Гогин, Б. П. Самотокин, Г. М. Покалев, Г. К. Алексеев. В 1984 г. на базе кафедры, при участии ректора СМИ акад. Н. Р. Иванова, был проведен Всесоюзный симпозиум по пульмонологии. Приехала представительная делегация из ВНИИПа МЗ СССР в составе Н. В. Путова, Н. А. Богданова, В. И. Тышецкого, Т. Е. Гембицкой, Н. И. Александровой, М. М. Ильиовича» Это было признанием. Бывал в те годы у нас и проф. Л. М. Клячкин, констатировавший несомненный рост кафедры.

Е. В. знал всех моих сотрудников: доцента Александра Алексеевича Кажекина, в 60-е годы учившегося у него на кафедре ВПТ в Академии, Ю. И. Ямчука, М. Н. Лебедеву, Л. Е. Бочкареву, Л. В. Краснову, Г. И. Ивановского, С. В. Спиридонову, А. М. Косыгину, С. А. Зорину, Ю. М. Гладышева, А. Б. Шварцмана. Знал он и врачей клиники: Л. Д. Брилль, Н. И. Коптилову, М. Н. Костюнину, В. И. Моисееву, Е. В. Гер и других. Приезжая в Саратов, он неизменно поддерживал все наши начинания, входил в проблемы, беседовал с командованием факультета и с ректором института. Его влияние не было навязчивым и начальственным, он не стоял над кафедрой, но без его моральной поддержки трудно было бы выдержать ту нагрузку, которая легла на мои плечи. Ни на одной кафедре других факультетов такой концентрации клинической ответственности не было. И это признавалось всеми. Когда Гембицкий уезжал, мы все равно оставались с ним.

Евгений Владиславович был неприхотлив. Умел обустраиваться в любой обстановке: в гостинице, в купе поезда, в тесном дружеском застолье. Подшучивал над нами, когда мы в спешке устраивали его в третьеразрядной гостинице. Обедая в факультетской столовой, он с удовольствием ел… пшенную кашу, находя ее отменной. При всей своей известной сдержанности он умел радоваться и делал это с удовольствием. В один из его приездов мы активно посещали саратовские театры. С некоторым риском я предложил ему сходить в Театр юного зрителя. Шел популярный у детворы спектакль «Колбаска, Боцман и другие». Оказалось, что генерал-лейтенант медицинской службы превосходно чувствовал себя среди ребятни и хлопал в ладоши, как пятиклассник. В другой раз мы в оперном театре смотрели балет «Дон Кихот». В наиболее ярких местах вместе с залом ой кричал «Браво!». Он умел ощущать вкус радости во всем и требовал от меня: «Радуйтесь, дарите себе то, что Вы так хорошо умеете дарить другим!»