Учитель и его время

В ноябре 1984 г, умер Л. И. Брежнев и с ним так называемая «эпоха развитого социализма», эпоха расцвета партноменклатуры, паразитировавшей на колоссальных трудовых достижениях советского народа. Эти достижения бездарно проедались, тратились на инерцию движения партийно-государственной машины от социализма. В форме слухов доносились всхлипы удушаемых диссидентов, прорывались страшные подробности о рашидовских тюрьмах, о скандалах в МВД, о продажности в министерствах, о коррупции типа медуновского дела. Но, несмотря та это, в стране все работали, и эта беда страшной тогда не казалась, да и полноты представлений об этом государственном разврате у людей не было. Только немногим, особенно мудрым, было ясно тогда, что это – зарождение раквой опухоли.

Пришел к власти Ю. В. Андропов. Народ сразу почувствовал новизну справедливости и порядка. Он что-то успел сделать, но не дали: он был страшен крупному жулью. И до него были государственные коммунисты: Косыгин, Машеров, Пономаренко… Их сдерживали или устраняли.

Пришел Черненко, по-видимому честный, хотя и очень больной человек. На какой-то исторически малый миг заступил дорогу рвавшемуся к власти Горбачеву. Не может быть, чтобы опасность прихода этого человека уже тогда не была замечена ЦК партии.

Ранний Горбачев поражал словоохотливостью, свободным поведением, рождая надежды на обновление жизни в стране. Но вскоре стало ясно, что надежды эти тщетны. Он сначала заболтал советскую власть, а затем и предал ее.

Все эти годы мы обменивались мнениями об этом с Е. В. – и при встречах, и в письмах. Сохранились заметки того времени. Они обнажают наше общее понимание затаенных симптомов болезни общества и власти.

«Поездка Горбачева в Англию. Здоровенький такой, кареглазый, говорит без бумажки. Так и пружинит, так и пружинит. Еще Брежнев сказал о нем: «Торопится…». Но как-то непривычно и неприятно видеть Генерального секретаря ЦК КПСС в «объятиях» Тетчер. Светское заслонило советское».

«Вспомнилось наше возвращение из Цхалтубо в Москву в 1981 г. В Краснодаре к нам в жупе подсел уже немолодой крепыш из Управления строительством курортов на Кавказском побережье. Откровенно поделился, что едет к министру подписать нужные бумаги я вырвать финансирование. Везет тяжеленный чемодан водки специального розлива: «На трезвую голову не подпишет, а вот в сауне «под мухой» подсунуть бумагу можно, проверено». Поразила проза отношений жуликов с министром, проторенность подходов к нему, атмосфера уже привычной продажности и откровенного бахвальства. Впрочем, писал же; Грибоедов: «Кому в Москве не. зажимали рты обеды, ужины и танцы…».

«Я и жена смотрели на бизнесмена как на диво, а он на нас как на ничего не ведающих взрослых детей. Но иногда он замолкал, хваткость его исчезала, и он посматривал на нас украдкой неожиданно серьезно и грустно, славно завидуя нашей счастливой честности, когда-то им утраченной».

«Постановление ЦК о борьбе с пьянством и алкоголизмом приобретает на практике абсурдный характер. Срочно, без экономических обоснований закрываются заводы, вырубаются виноградники. Слезы будут вместо армянского коньяка, когда-то любимого Черчиллем. Плантации «Массандры» – под бульдозер. Советское шампанское, «Черный доктор», «Мускат красного камня», «Кокур», Херес – все это скоро будет в прошлом. Труд сотен тысяч виноградарей, их соленый пот, их творчество оказались не дороги ЦК, в составе которого уже десятки лет нет ми одного рабочего и крестьянина. Говорят, главный виноградарь «Массандры» покончил с собой, видя, как умирает его лоза. Идея борьбы с пьянством превратилась в идею борьбы с виноградарями…

На парткоме при обсуждении этого вопроса я с огорчением произнес: «Жаль, что шампанского теперь не будет…». Замполит с красным носом, выпивший за свою замполитскую жизнь много водки, угрожающе произнес: «Вы что, против решения партии?!» Я возразил: «Хорошо ведь в компании. Не за огонь люблю костер, за тесный круг друзей». Он меня не понял».

«Андижан. Коммунист из местных. Считает, что помпезность Рашидова, как и Брежнева, – несомненный признак слабости Советской власти, перерождения ее рабоче-крестьянской сути. Партия переродилась раньше, чем успела довести свое дело до конца».

Это становилось ясным, хотя аритмия в жизни страны началась, как свидетельствуют строки этой книги, конечно, раньше, просто мы в своей счастливой занятости делом и творчеством на благо народа почувствовали ее системность слишком поздно.

Е. В. говорил об этом, в силу своего положения, обычно сдержанно, как о чем-то, что исправить невозможно, находясь в той общественно-профессиональной нише, которую мы с ним занимали. Но он охотно выслушивал меня, и мои наблюдения его огорчали.