Ученик чародея (Часть 1-6)

Грачику не хотелось наталкивать Силса на то, чтобы тот доискивался способа доставки письма, если он действительно не знает связи. Но, может быть, есть и резон в том, что подсказывает Кручинин: если Силс расшифровал письмо - значит, он знал по крайней мере ключ. Тут наступила путаница среди приходивших на ум многочисленных "если" и "значит".

Кручинин попросил у Грачика карту острова Бабите:

- Меня занимает мыза, где живет эта особа в клетчатом кепи.

Грачик предложил ехать на остров вместе, но Кручинин сказал:

- Ты был там один, я тоже хочу побродить один... Так лучше думается. Уже собравшись уходить, он спросил. - А ты уверен, что утопленник, выловленный из Лиелупе, не имеет к милиции иного отношения, кроме краденой формы?

- Я допускаю, что, как исключение, и в органы милиции может пробраться враг, но...

- Боже правый, сколько оговорок: допускаю, как исключение и невесть еще какие кресты и заклинания! А разве практика жизни, сложной и бурной, не говорит, что независимо от твоих допущений или недопущений враг пробирался и в милицию и кое-куда еще? Тебе, конечно, мало таких уроков?

Густые брови Грачика сошлись над переносицей в одну толстую черную линию.

- К чему вы клоните? - спросил он.

Если бы кто-нибудь увидел их сейчас со стороны, то не сказал бы, что перед Кручининым - его ученик, человек, верящий каждому его слову, как закону. Пристальный взгляд Грачика был устремлен на Кручинина так испытующе, словно перед ним был подследственный. А Кручинин делал вид, будто не замечает настороженности молодого друга, и, не изменяя иронического тона, продолжал:

- На твой вопрос отвечу вопросом же: откуда у тебя уверенность, что "утопленник" не имеет отношения к милиции?

- Мы проверили всех и вся по всей республике.

- Ты говоришь о Латвии?.. Ну, а ежели вражеский парашютист, выброшенный где-нибудь на Одесщине, может притащиться для диверсии в Латвию, разве не в тысячу раз легче человеку в форме милиции явиться сюда же, с теми же целями, скажем, из соседней Литвы или Эстонии? По обе стороны административной границы население перемешалось. В Литве есть латыши, в Латвии эстонцы. Если бы ты дал себе труд, когда выловили этого утопленника, заглянуть немного дальше своего носа, то узнал бы, что из Биржайского районного отделения милиции в Литовской ССР незадолго до происшествия с Круминьшем уехал в отпуск лейтенант милиции Будрайтис. Полулитовец-полулатыш. На работу он не вернулся. Его родные, живущие в Латвии неподалеку от города Алуксне, прислали по месту его службы свидетельство, по всей форме составленное и кем следует заверенное: Будрайтис умер от воспаления легких. Пришло подробное описание того, как он простудился, купаясь в Алуксненском озере, как болел. К описанию была приложена справка Загса, больничный лист - все, что полагается. Больше того, пришел рапорт сельского милиционера о том, что, к сожалению, похороны Будрайтиса были совершены по церковному обряду. Эти похороны устроили родные Будрайтиса.

Грачик пожал плечами, и его сошедшиеся к переносице брови разошлись в улыбке, осветившей лицо.

- Значит, вас взволновало то, что милиционера похоронил поп?

- Нет, - Кручинин сделал паузу, словно колеблясь, стоит ли продолжать. - Меня больше заинтересовало то, что родных в Алуксне у Будрайтиса не было и нет. И он там... никогда не умирал.

Черты подвижного лица Грачика отразили крайнюю меру ошеломленности. Но тут же разгладились, и он удовлетворенно улыбнулся:

- Это вносит новый штрих в его дело, но ничего не меняет в ходе моего расследования.

Кручинин пожал плечами. Его мысль вернулась в далекое прошлое, когда он, будучи молодым, возился с изучением воображаемой "интуиции" следователя. Но прошли времена гаданий и идеалистических увлечений молодости. В работе не осталось места для "интуиции" - все было точно, ясно, построено на анализе происходящего. И тем не менее не в силах отделаться от охватившего его настроения, Кручинин медленно выговорил:

- Грустно, но мы не можем не считаться с реальностями, как бы дурно они ни выглядели. Факт остается фактом: если вражеский агент мог проникнуть в аппарат милиции и держаться там достаточно долго или если вражеская обработка могла достичь того, что Будрайтис превратился во вражеского агента (это одно и то же), - значит, не на высоте были и люди, окружавшие Будрайтиса. Сколько времени он терся в их среде, а они проморгали! Как наивно была подстроена вся эта комедия с его смертью, а они опять проморгали!

- Действительно, в обоих случаях картина неприглядна, - грустно согласился Грачик. - Но это выходит за пределы моего расследования. На сегодня меня мало интересует ваш Будрайтис, мне важнее знать, кто такой мой Силс!