Ученик чародея (Часть 1-6)

Грачик покачал головой.

- Откуда у вас уверенность, будто один и тот же человек и петлю вывязывал и накидывал ее на шею Круминьшу? У меня такой уверенности нет, напротив, если вожак - опытный преступник, то он поручил черную работу подручному: сделав безотказную петлю, велел помощнику накинуть ее на Круминьша. Именно ему, главарю, должно было принадлежать право дать сигнал к убийству в более удобный момент. В протоколе осмотра сказано: на запястье правой руки есть кровоподтек. Я считаю, что это след руки, схватившей Круминьша за кисть, чтобы помешать сбросить петлю. При этом, чисто психологически, насколько я изучил ухватки палачей, это скорее в духе подобных типов.

- Постой, постой! - воскликнул заинтересованный Кручинин. - Ты говоришь "палач"?

- Да, да, сейчас вы все поймете. - Грачик торопился выложить то, что столько времени вынашивал втихомолку. - Если вы возьмете документы о зверствах фашистов в Латвии, то найдете указание: в лагере под Саласпилсом, в том его филиале, что был спрятан в лесу, работал палач. Этот кретин любил ощущать трепет жертвы: он хватал ее за руку, когда затягивалась петля.

- Ты хочешь сказать... - с удивлением спросил Кручинин, - что это тот самый палач из "Саласпилса"?

- Если бы я мог это сказать с уверенностью?! - воскликнул Грачик.

- Однако!.. Ты довольно далеко забрался в своих предположениях.

- Вы же всегда хотели видеть в моих действиях логику. Вот она: кого "Перконкруст" послал на такого рода диверсию? Кто же лучше палача знает отвратительную профессию убийцы?

- Такая логика мне уже не нравится, - возразил Кручинин. - В ней мало наблюдательности. Палач - плохой исполнитель для такого рода диверсии. Прежде всего эти подлецы, как правило, трусы. А трус тут не годится. Во-вторых, здесь нужен другого рода "опыт". Мясник и браконьер - не одно и то же. Нет, нет, ты ошибся, Сурен.

Но Грачик не мог уйти от того, что оба узла определены экспертами как узлы, применяемые при повешении; их можно было условно назвать узлами палача. А слова Кручинина хотя и не меняли сути дела в полном смысле, но ломали сложившуюся у Грачика картину преступления. Это мешало ему досказать свою версию с прежней уверенностью.

- Дальше не стоит и говорить, - разочарованно сказал он, собирая разложенные по столу бумаги.

- Наоборот, - ответил Кручинин, - именно теперь-то и поговорим. Ты же знаешь, к чему приводит самонадеянность в практике расследования: человек попадает в плен своих предположений и теряет способность их критиковать... Я не хочу, чтобы ты слишком доверял своей интуиции. Когда-то я сам относился к ней чересчур доверчиво. Талант следователя без настойчивых поисков объективного решения ничего не стоит. А ты, с твоим темпераментом, хватаешься за то, что тебя пленило своей правдоподобностью, и оказываешься в состоянии самогипноза. Одним словом, - решительно закончил Кручинин, запирай-ка это стойло Фемиды и - пошли!

- Как вы сказали? - удивился Грачик.

- Не могу же я назвать твою конуру спальней богини правосудия, рассмеялся Кручинин. - Это обидело бы и тебя, и ее. Хотя было бы в известной мере справедливо. Старуха так привыкла жить с завязанными глазами, что не раскрывает их даже тогда, когда мы сами снимаем с нее повязку. Вообще, на мой взгляд, наша социалистическая Фемида должна изображаться вполне зрячей. Эдакая классовая богиня без повязки на глазах и с мечом вместо весов... Запирай-ка свой храм прав, - такой термин тебя устраивает? - и айда ко мне! Настало время завтрака.

- Да, я зверски хочу чая, - согласился Грачик. Он знал слабость своего друга к этому напитку, но, чтобы подразнить Кручинина, добавил: - Забежим в кафе, выпьем по чашке.

Действительно, Кручинин не смог пропустить мимо ушей такое святотатство. Он вычитал где-то китайский рецепт приготовления чая - а кому же и знать его, как не китайцам! - и решил, что лишь напиток, приготовленный таким образом, можно употреблять. Простой и нетребовательный к пище, Кручинин утверждал теперь, что только люди с примитивными вкусами могут не понимать, что всякий продукт требует бережного приготовления по способам той страны, откуда он привезен. Впрочем, дальше чая эта теория у него не шла. Внутренне посмеиваясь над блажью учителя, Грачик отдавал ей внешние знаки уважения. Никогда не будучи любителем чая и предпочитая ему стакан кавказского вина, Грачик готов был с хорошо разыгранным наслаждением смаковать содержимое чашки, сваренной Кручининым.