Читаем Ученик чародея (Часть 1-6) полностью

- Изобличение?.. Это может случиться. Ну и тогда в страдании вы останетесь дочерью доньи Изабеллы... Не сомневаюсь: когда-нибудь эта достойная подруга Лойолы будет причислена к лику святых. А рядом с нею будете вы - в венце из терниев. И сияние нимба окружит чело ваше... Однако... - Тут Ланцанс предостерегающе поднял палец: - первое из правил святого Игнатия, "необходимых для согласия с церковью", приложенных к его "упражнениям", гласит: "Отложив всякое собственное суждение, иезуиты должны быть готовы душою к послушанию истинной невесте господа нашего Иисуса Христа, нашей святой матери Иерархической церкви..." Пусть каждый убедит себя, что тот, кто живет в послушании, должен вверить себя руководству и управлению божественного проведения через посредство начальников, как если бы был мертвым телом, которое можно повернуть в любом направлении, или же палкой старца, которая служит тому, кто ее держит в руке, в любом месте и для любого употребления.

- "В любом месте и для любого употребления..." - задумчиво повторила за ним Инга. - "Мертвое тело!.." И все по воле и слову начальников?.. А ведь начальники - люди. Они могут ошибаться. И тогда - мертвое тело уже не только аллегория. - Не договорив, она нервно повела плечами словно от холода.

- Церковный начальник не может ошибаться! Он замещает бога и обладает властью бога, так как представляет собой особу бога.

- Итак: стоит мне вообразить себя послушной палкой в вашей неошибающейся деснице, и мне обеспечен венец мученицы и нимб святой, подводя итог, проговорила Инга. - Я счастлива... Счастлива и польщена...

34. ПЛАН ЕПИСКОПА ЛАНЦАНСА

- Я необычайно польщена, - с усмешкой повторила Инга и вызывающе пустила через ноздри струю папиросного дыма. На этот раз Ланцанс даже не поморщился, как морщился всегда, отмахиваясь от дыма, пускаемого Шилде. Можно было подумать, что и сам табачный дым стал для него иным, будучи выпущен этой красивой девушкой. Перегнувшись через стол так, что его лицо было теперь совсем близко от лица Инги, он вкрадчиво сказал:

- Устав Ордена, дитя мое, дает нам в руки огромную силу для опровержения всего, что враги захотели бы приписать вам. Да, вы убили, да, вас застали на месте убийства. Но значит ли это, что вы изобличены? Вы можете прибегнуть к клятве на святом евангелие в том, что не убивали. Эскобар говорит: "Присяга вяжет совесть лишь в том случае, когда присягающий действительно имеет про себя намерение призвать бога в свидетели правдивости своего показания; если же он не имеет такого намерения, и лишь уста его произносят формулу присяги, то клятва не вяжет его". Вы произносите не те слова, какие мысленно подразумеваете. Тем самым вы не вяжете себя присягой. Тогда душа ваша чиста перед господом и церковью.

- Вероятно, советские власти будут больше стремиться узнать истину, нежели сохранить чистоту моей совести перед богом, - возразила Инга. - А человек слаб, и жажда жизни может заставить меня предпочесть любое признание без околичностей и двумыслий лишь бы спасти свою шкуру.

- К лицу ли вам, дочь моя, выражаться так грубо, - поморщился епископ и спрятал руки под нараменник. Глухое раздражение овладевало им по мере того, как он убеждался в том, что перед ним существо неизмеримо более сильное и разумное, чем он ожидал встретить. Нужны ли такие люди делу, которое ему поручено? Не слишком ли много мыслей в голове девчонки? Если позволительно проводить параллели с уставом Ордена, то он вправе спросить себя: видит ли он в ней бездумие палки, которую можно вертеть в руках, подобна ли она безгласному трупу?.. Он сказал строго и сухо: - Входя в эти стены, вы присягали. Если вам прикажут в случае провала при исполнении вашего дела безгласно умереть, вы будете обязаны это сделать.

- Разгрызть ампулу, вшитую в воротник блузки?.. - Инга состроила гримасу отвращения. - Вы наверняка никогда не представляли себе так реально, что значит слово "смерть", как я, думая об этой ампуле... Вы напомнили мне о присяге?.. Вспомните и вы, отец мой, одно из поучений вашего Ордена: "Когда люди говорят "я это сделаю", то подразумевают: "Сделаю, если не переменю намерения"...

Ланцанс смешался. Его взгляд воровато бегал следом за его собственными пальцами, снова принявшимися лихорадочно ощупывать один за другим предметы на столе.

А Инга, не смущаясь его очевидной растерянностью, продолжала:

- Все мы, живущие здесь, знаем не хуже вас: оттуда, куда меня посылают, возврата нет. Но это единственное, что мы твердо знаем. Далеко не так ясно - ради чего нас приносят в жертву?

- Дитя мое, дитя мое! Откуда эти слова?

- От безнадежности, отец мой, - проговорила Инга сквозь стиснутые зубы. Она опустила голову на руки и закрыла глаза.

- Что с вами, дочь моя? Откройтесь мне, - становясь вдруг необычайно ласковым, вкрадчиво сказал епископ. Он сделал шаг к Инге и положил руку ей на голову. Она вздрогнула от этого прикосновения и движением головы сбросила его руку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза