– Об этом как-нибудь потом, когда ты научишься все это делать самостоятельно. Вот почему я хочу, чтобы ты научился как можно большему, пока я рядом с тобой. Ты потерял достаточно много времени на свои дурацкие вопросы о всякой чепухе. Хотя, может быть, это в самом деле не твоя судьба – научиться всему, что дает дымок.
– Ну, и что же я тогда буду делать?
– Пусть дымок даст тебе столько знания, сколько ты сможешь взять.
– Выходит, дымок тоже учит?
– Конечно, он учит!
– Учит так же, как
– Нет, дымок не такой учитель, как
– Что именно?
– Он показывает, как обращаться с его силой, и ты должен научиться принимать его так часто, как только сможешь.
– Твой
Почему-то я не мог отвязаться от этой мысли, от мучительного воспоминания. Сравнивая дымок с предыдущими галлюциногенными опытами, я вновь и вновь приходил к выводу, что дымок просто сводит с ума.
Дон Хуан раскритиковал мое сравнение, сказав, что то, что я испытал, было его невообразимой силой. И для того чтобы ею управлять, сказал он, нужно жить сильной жизнью. Такая жизнь предполагает не только подготовительный период, но и общую позицию человека по отношению ко всем вещам после того, как он удостоверился в ее реальности и необходимости. Сила дымка, сказал он, такова, что человек может сравняться с ним только своей стойкостью, иначе его жизнь будет разбита вдребезги.
Я спросил, одинаково ли действие дымка на любого человека. Он сказал, что дымок преобразует, но не каждого.
– Тогда с какой стати он сделал это со мной?
– Это, я думаю, совершенно дурацкий вопрос. Ты послушно исполнял в должной последовательности все, что нужно, и в том, что дымок преобразовал тебя, нет никакого чуда.
Я еще раз попросил рассказать, как я выглядел. Мне хотелось это знать потому, что мысль о бестелесном существе, для него совершенно естественная, была для меня, разумеется, невыносимой. Он сказал, что, по правде говоря, смотреть на меня боялся; он чувствовал то же самое, что чувствовал, должно быть, его бенефактор, когда впервые курил сам дон Хуан.
– Почему ты боялся? Я был таким страшным? – спросил я.
– Мне никогда раньше не приходилось видеть кого-нибудь курящим.
– Ты не видел, как курил твой бенефактор?
– Нет.
– Ты никогда не видел даже себя самого?
– Как это, интересно знать?
– Ну, скажем, если бы курил перед зеркалом.
Он молча на меня вытаращился и замотал головой. Я опять спросил, можно ли смотреть при этом в зеркало. Если бы это и было возможным, сказал он, то совершенно бесполезно, потому что попросту, наверное, умрешь от страха, если не от чего-то другого. Я сказал:
– Значит, тогда в самом деле выглядишь устрашающе.
– Я сам всю жизнь гадал об этом, – сказал он, – и все же ничего не спрашивал и в зеркало не смотрел. Мне это и в голову не приходило.
– Но как же мне тогда узнать?
– Надо ждать, как ждал я, пока не передашь кому-нибудь дымок, – конечно, если когда-нибудь его освоишь. Тогда и увидишь, как при этом выглядит человек. Таково
– А если я, скажем, буду курить перед фотоаппаратом и сам себя сфотографирую?
– Не знаю. Но думаю, что дымок обратится против тебя. А ты, похоже, находишь его столь безобидным, что считаешь, будто с ним можно играть.
Я сказал, что не собираюсь играть, но просто раньше он сам говорил, что дымок не требует определенных шагов, и я подумал, что не будет большого греха поинтересоваться, как ты при этом выглядишь. Он возразил, что имел в виду отсутствие необходимости соблюдать, в отличие от «травы дьявола», определенный порядок действий; однако дымок, разумеется, требует должного к себе отношения. В этом смысле правило не знает исключений. Например, не имеет значения, какой ингредиент собран в первую очередь, если вся смесь составлена правильно.
Я спросил, не будет ли вреда, если я расскажу кому-нибудь то, что пережил. Он ответил, что разглашению не подлежит следующее: как готовить и использовать курительную смесь, как себя вести и как возвращаться; все остальное неважно.
Глава 8
Моя последняя встреча с
Церемония происходила в мексиканском штате Чиуауа, вблизи техасской границы, и сводилась к пению и приему пейота в ночное время. Днем приходили женщины и приносили воду; каждый день съедалось лишь символическое количество ритуальной пищи.
Суббота, 12 сентября 1964