Участковая, плутовка и девушка-генерал

Перед ней стоял немолодой уже мужчина, достигший тридцативосьмилетнего возраста; сейчас он нахмурил густые светлые брови, свел их к горбоносой переносице и, гневно сверкая голубыми глазами, по окружности немножечко карими, а где-то в самой глубине выдававшими общую дружелюбность бесхитростного характера, старался выглядеть грозным, неприступным, уверенным, дабы произвести первоначальное впечатление как неприветливого хозяина. Предусмотрительная плутовка, посчитавшая, что к ней предательски приблизился один из утренних посетителей, дернулась было в сторону и захотела побыстрее сбежать; но, мельком рассмотрев хлопчатобумажную серую куртку, запачканную свежеструганными опилками, потёртые синие джинсы, не отличавшиеся какой-нибудь другой загрязнённостью, высокие военные ботинки, потрескавшиеся и сбитые, а также светло-русые волосы, нечёсаными клочками торчащие в разные стороны и, главное, ничем не прикрытые, мгновенно сообразила, что, вероятнее всего, ей посчастливилось напрямую столкнуться с вернувшимся с работы временным постояльцем, аккурат-таки и являвшимся конечной целью её конспиративного, негласного посещения, – и сразу остановилась. Тем временем незнакомец, сумрачно хмурясь и продолжая выказывать суровую непочтительность, выразительно «поиграл» широкими желваками, сердито поводил из стороны в сторону ощетинившимися усами и, выпятив вперед квадратный подбородок, посередине выделенный изысканной ямочкой, серьёзно осведомился:

– Ты чего здесь, «малолетняя вертихвостка», забыла? Не помню, чтобы я тебя когда-нибудь к себе приглашал?..

Оглядев внушительную фигуру и выделив нехилую силу, хитроумная бестия мгновенно сообразила, что нахрапом подобного здоровяка не возьмешь, поэтому решила добиваться его прямого расположения несколько по-другому; говоря иначе, она притворилась обиженной девочкой и, отлично играя взятую на себя простенькую, нетрудную роль, плаксиво пролепетала:

– Дяденька, пожалуйста, не ругайся… я бедная, я несчастная… скитаюсь по белому свету словно бы неприкаянная – не могу найти себе ни постоянного угла, ни долгосрочного временного пристанища. К тебе я пришла по совету одной моей новой знакомой. Зовут рыжеволосую девушку Любой, и она меня настойчиво убедила, что ты отлично её знаешь и что я свободно могу рекомендоваться, сославшись, единственное, только на имя… Короче, – видя, что нужное впечатление возымело прямое влияние, Лиса переходила к привычным, уверенным, интонациям, – она посоветовала мне проследовать в заброшенный переулок и обратиться за помощью к Паше! Так участливая подруга мне тебя назвала – она не ошиблась?

– Нет, – быстро меняя неприветливое выражение на радостно доброе, суровый хозяин мгновенно преобразился: он придал себе вид добросердечный, располагавший на доверительное общение, – я действительно Павел и неплохо знаюсь с рыженькой девушкой Любой. Чего к нам – какими судьбами? – конкретизируя наиболее первостепенный вопрос, доброжелательный мужчина сразу же попытался выведать основную причину, ниспосылающую к нему столь привлекательную молодую особу.

– Всё очень просто, дядя, – придав очаровательному личику лукавую мимику, озорная разведчица приступила к исполнению основной задачи и начала с первоначальной вербовки, – мне пятнадцать лет, – она умышленно занизила достигнутый возраст (а то мало ли чего кому-то захочется?), – до некоторого времени я являлась воспитанницей детского дома, но по достижении тринадцатилетнего возраста «ударилась в долговременные бега», иными словами, «пустилась в непринуждённое, чисто свободное, плавание», – в рассматриваемом случае она выдвигала одну лишь правдивую, голую истину. – Впоследствии меня неоднократно ловили, и даже парочку раз помещали в железную клетку, – теперь же юной рассказчицей подразумевался, конечно же, ЦВСНП (центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей), – впрочем, я всякий раз умудрялась благополучно сбегать и милосердно даровать себе неограниченную правовую свободу, хи-хи; в результате «ментовское терпение», говоря понятным языком, взяло и просто-напросто лопнуло, вледствие чего «отвратные, поганые нелюди» объявили меня во всесторонний, нескончаемый розыск, и московский, и федеральный… может, дядя, домой уже наконец зайдем? – резко меняя основную тему задушевного повествования, искусная плутовка всё больше втиралась в безоговорочное, слепое доверие. – А то стоять, и «трендеть» на столь сокровенные темы, при том что оставаться на общественной улице, где нас нечаянно, ненароком смогут подслушать, – подобная расхлябанная вольность представляется мне начисто неприемлемой.