Участковая, плутовка и девушка-генерал

Так или иначе, две представительницы прекрасного пола – одна невероятно красивая, другая не менее злобная – сцепились в последней, решающей, битве. Они крутились на ограниченном пространстве, словно ужи, шипели друга на друга, подобно гадюкам, орали колкие грубости и явственные угрозы, хватались за волосы, раздергивали в стороны лохматые космы, но и не забывали наносить многочисленные тумаки, пускай и не слишком ощутимые, зато практически непрерывные. Наконец, наступила злосчастная кульминация: более физически развитая хозяйка очутилась сверху и сдавила (наверное, железные?) пальцы на хрупком горле поверженной жертвы. Казалось бы, всё – это конец! Побежденная брюнетка начала надсадно хрипеть, отчаянно задыхаться… Но, нет, похоже, искусная полицейская представлялась не так уж и сильно проста: она специально предоставила разъяренной сопернице (во время схватки ни много ни мало не думавшей) как бы полное преимущество, сама же в самый критичный момент полезла за пазуху и в конечном счёте, после стольких тягостных испытаний, извлекла наружу огнестрельное, боевое оружие.

Нет, она не стала стрелять, а ловким тычковым движением двинула «раздухарившейся вражине» дулом вниз широкого подбородка, снимания с нее необузданный признак явной агрессии и приводя развоевавшуюся хозяйку в состояние полной прострации. Когда ненавистное тело, вонявшее застарелым потом и безудержной яростью, безвольно обмякло, Шарагина брезгливо откинула его в правую сторону, затем, немного подрагивая от нервного возбуждения, проворно вскочила, как следует отряхнулась, зацепила на «неактивных запястьях» наручники, а затем, как оно и полагается, «отзвонилась» с докладом дежурному – при сложившихся обстоятельствах на место происшествия требовался выезд квалифицированной оперативно-следственной группы.

***

Едва ли Осольцев смог проделать больше пятнадцати метров; говоря точнее, он лишь немного удалился от «осквернённого дома», принадлежавшего напористой участковой, и приблизился к заброшенному зданию бывшего поселкового молокозавода, некогда снабжавшего населенные пункты, расположенные поблизости, молочной продукцией. В настоящее время всецело необходимое здание полностью пустовало, а полуразрушенным внешним видом навевало горьковатую тоску и сплошное уныние. Если вкратце остановиться на его основных характеристиках, то на ум приходит кирпичный каркас, исполненный в виде протянутой литеры «Г»; оконные проемы видятся пустыми – в них отсутствуют даже рамы; внутренние помещения выделяются обшарпанной облицовочной плиткой; окружающая территория в полной мере не огорожена, заросла кустарниковой растительностью и завалена отходами человеческой жизнедеятельности, или попросту отвратительно пахнувшим уличным мусором.

И снова у одинокого ночного путника «засвербило» под ложечкой, несильное тело охватилось неприятной нервозной дрожью, необъяснимой и жуткой, а мысли наполнились сверхъестественным страхом, холодившим душу и чрезвычайно морозившим легкие. Не находя объяснения столь странным явлениям, зловещим и жутким, Геннадий снова остановился и застыл на единственном месте, не смея пошевелиться; он стал внимательно вслушиваться и в окружающую природу, и в ближайшую обстановку.

Здесь стоит немного отвлечься и рассказать, что, кроме одного полуразвалившегося здания, поблизости присутствовало еще и другое – бывшая общепитовская столовая; она точно так же оставляла собой «желать лучшего» и выглядела если не чрезвычайно плачевно, то по крайней мере невероятно убого. В отличии от бывшего молокозавода, построенного из красного кирпича, строение общественного питания выдавало предрасположенность к использованию в своём возведении исключительно силикатных конструкций. С другой стороны, в той же самой мере, как и постройка рядом, тут можно было видеть полнейшее запустение, неприглядное отсутствие окон, дверей, хоть какого-то ограждения; зато вонючие, мусорные кучи находились не только снаружи, но отчетливо (причем в неимоверном количестве) отмечались еще и внутри. И вот как раз из загаженных помещений и слышались какие-то непонятные звуки, привлекшие внимание перетрусившего пропойцы и приведшие его к состоянию паническому, если не жизненно отреченному.