— Мам, — потянул ее за рукав незаметно приблизившийся Гоша. — Мы с Эдом все понимаем, мы уже взрослые.
— Да, мам, — подошел к ним и старший сын. — Ты иди с дядей Игорем. Мы ведь уже дома.
Она растерялась, молчала, переводя взгляд с Дебрякова на сыновей, с сыновей на Дебрякова.
— Вот и славно, — заторопился мужчина. — Спасибо, мальчишки. Мать у вас не очень решительный человек. А завтра мы встретимся и обо всем поговорим серьезно. Идет?
— Да ладно вам, — покровительственно тронул его за рукав Эдик. — Разбирайтесь без нас. А со стариками мы все уладим, а то сами они никогда не решатся.
— Что ты себе позволяешь? — возмутилась Елена Моисеевна, интуитивно пытаясь сохранить «приличия». — Что за намеки?
— Пока, мама. Утром не звони рано. Дай отоспаться, — он чмокнул ее в щечку, стыдливо, стесняясь привычки, оставшейся от детства.
Игорь лишь помахал на прощанье рукой, не допуская мысли, что мать, получив их благословение, не воспользуется этим. Сыновья забрали сумки, и пошли к подъезду: рослые, стройные, уверенные в себе.
— Пошли, — подтолкнул ее в другую сторону Игорь Сергеевич.
— Ты считаешь, что так будет лучше?
— Пошли, — повторил он.
***
Квартира Игоря Сергеевича располагалась на восьмом этаже дома для малосемейных, где преобладали однокомнатные секции. На каждом уровне в коридор выходило по восемь дверей с каждой стороны.
Сложная система переходов с закрытой со всех сторон лестницы на площадки практически не работающих подъемников, делала мучительно опасным даже днем отрезок пути от входа в подъезд до порога квартиры, не говоря уже о ночном времени.
На первом этаже, как и на всей лестничной клетке, царила кромешная темень, не разбавляемая даже отчаянным сиянием безлунного звездного неба. Настрадавшись от множества треволнений, Игорь Сергеевич и Елена Моисеевна робко взглянули друг на друга, прежде чем отважиться войти в подъезд. Оставалось сделать последний рывок к теплу и свету, к привычным, милым вещам — ему, и к новым впечатлениям, о чем мечталось давно, — ей.
Они взялись за руки и со смешанным чувством стыда за страх и самого страха стали подталкивать друг друга вперед. Затем остановились. Он приоткрыл входную дверь и прислушался к звукам внутри. Там было тихо. Тишина не дышала присутствием живого, была спокойной и равномерно рассредоточенной по узкому длинному коридору с дверями лифтов по обе стороны. Ощупью он отыскал ближайшие из них и включил вызов.
Им повезло. Лифт, запрограммированный работать только на подъем, неожиданно выдал на кнопку тусклый огонек отклика и затарахтел откуда-то сверху. Спасительно распахнулись двери, предоставив им пустую кабину, в которой — о, чудо! — горел свет. На восьмом этаже они, снова нырнув во тьму, повернули направо и пошли по коридору.
— Моя дверь последняя в правом ряду, — сказал Игорь Сергеевич. — Там светится лампочка. Не бойся, попадем правильно, — заверил он.
— У тебя квартира на сигнализации?
— Нет, — понял он смысл ее вопроса. — Я специально выбрал маленькую лампочку и просто прикрепил к отверстию в дверном косяке, чтобы и освещение иметь и воров отпугивать.
— Они сейчас пугливостью не страдают.
— Все равно спокойнее. Собственное спокойствие тоже не последнее дело, верно?
— Да уж. Имеешь три пользы.
— Ах ты, милый мой бухгалтер, — обнял он ее у самой двери.
Квартира ей понравилась. Встроенные в прихожей платяные шкафы позволили не загромождать лишней мебелью небольшую комнату с нишей для кровати. Напротив ниши располагалось окно и выход на длинную лоджию, что была общей для комнаты и кухни. Обстановка комнаты свидетельствовала о пуританском образе жизни хозяина. Кроме спального дивана в комнате стоял журнальный столик с двумя креслами по бокам и телевизор. На свободных стенках висели книжные полки.
Столь же крошечная кухня со стандартным интерьером поражала почти стерильной чистотой, и Елена Моисеевна не сразу поняла, в чем тут дело.
Она опустилась на стул, стоящий между окном и обеденным столиком, и облегченно вздохнула, как путник, что после долгой дороги, прибился, наконец, к родному порогу.
— Нравится? — спросил хозяин.
— Хорошо, чисто.
— Чисто? — переспросил он. — Я давно не убирался. Но у меня же нет собак.
— И газовой плиты.
Мелькнуло неясное мгновение, принесшее ей понимание того, что у нее никогда не будет такого уюта и благоухания в квартире. Стало жалко себя, ее взгляд сделался обреченно-затравленным.
— Давай, удивляй дальше, — сказала, чтобы скрыть нахлынувшее настроение.
— Лена, — он поставил свободный стул рядом с нею. — Давай сегодня все решим. Давай поговорим серьезно.
— О чем ты беспокоишься весь вечер?
— О нас с тобой. Сколько можно? Мы уже не так молоды, чтобы продолжать встречаться в рабочем кабинете, пусть это и кабинет врача.
— Но там удобнее! — перебила она его, имея в виду, что живут они далеко друг от друга, от центра города, где оба работают.
— Не перебивай. Не уводи разговор в сторону. Оставь этот тон.
— Игорь, ну о чем ты говоришь? У меня дети, их надо выучить, устроить. А как быть с Сухаревым?
— А как с ним быть? Разведитесь.